Небольшой дом на два подъезда в Рабочем переулке на Комсомоле. Такие дома в конце пятидесятых строились при участи будущих жителей дома. Вот и муж моей собеседницы, Даниловой Татьяны Николаевны, отработав смену на производстве, вечером работал подсобником на строительстве дома. Готовили раствор, подавали каменщикам кирпич.

Тогда многие дома возводились таким способом. Помню, как и мой отец с друзьями по вечерам уходили строить дом для своих семей.

«Муж сказал — крутись сама, я на стройку дома. А уже были дети. Жить было тяжело, но муж всё находил какую-то подработку, приносил деньги. Шестьдесят один год вместе прожили. Он у меня прошёл всю войну, да и после Победы три года служил. Вернулся в сорок восьмом, и было ему всего двадцать пять лет. В посёлок Комсомол приехали в пятьдесят втором году, сначала жили на Железнодорожной улице, в деревянном доме. Потом снимали квартиру на Советской. Эти дома уже давно снесли. А кирпичных домов тогда на Комсомоле ещё не было. На месте нынешней Первомайской у нас были огороды. Строиться люди тут начали, если не подводит память, только ближе к концу пятидесятых. А вот на Ижорской уже стояли дома. Помню маленький магазинчик на Советской улице. В школу дети ходили в двухэтажную деревянную школу на Коммунаре», — начала свой рассказ о прожитом времени Татьяна Николаевна.

Беседуем мы на уютной небольшой кухоньке, в такой же небольшой квартире. Чувствуется женская рука, везде порядок и чистота.

«Татьяна Николаевна, вы сама справляетесь?» — не мог не задать вопрос. Оказывается, сама. Завидная бодрость в таком солидном возрасте.

«Я ведь богатая бабушка, семь внуков и семь правнуков, — смеётся Татьяна Николаевна, — и ни разу никто словом не обидел. Всё хорошо, слава тебе Господи. Сама готовлю, сама убираю. Муж уже умер, дети каждый день навещают. Я ведь до войны жила с родителями в Коммунаре. Папа, Иванов Николай Иванович, сначала работал в столярке, потом кочегаром в котельной. Жили в деревянном доме номер сорок девять, потом в пятидесятом. Дом стоял рядом со зданием, где была и школа, и профилакторий фабричный. Мама, Пелагея Андреевна, работала в пекарне. Была пекарня в центре, а напротив стоял один деревянный дом и всё. Мне было два года, когда родители уехали из деревни Кончинка, станция Максадиха Калининской области. Семья была большая, пять детей. Все работали, не покладая рук, жили хорошо. Началась коллективизация, почти всё у семьи забрали. Вот и перебрались родители в Коммунар. Фамилия папы есть на памятнике погибшим коммунаровцам. Когда строили памятник, я с пропуском отца сходила к директору, и папу внесли в списки. Его ведь забрали на фронт, когда ему был сорок один год. Ушли на войну и два старших брата, вернулись живыми. Но сказались ранения, один брат умер в пятьдесят восемь лет, второй в шестьдесят два».

Татьяна Николаевна замолчала. А потом был рассказ об эвакуации из Коммунара в Ленинград двадцать шестого июня сорок первого года.

«Сначала нас разместили в доме на улице Правды, а затем в школе на улице Разъезжей, дом пять. Печки топили партами. Замкнулось кольцо блокады, и наступил голод. В классе жили сорок шесть человек, а когда стали людей эвакуировать, в живых осталось только девять. Нас спасало то, что на Охте жила мамина сестра. Она привозила нам какие-то высевки, и мама что-то из них варила. Лежали уже почти все. Отоваривать карточки и за водой ходила я. Мне восьмого января исполнилось тринадцать лет. Однажды дали на карточки сыр, иду домой, а сзади парень схватил за горло и стал вырывать сыр. Спас какой-то дедушка, огрел парня палкой. Иду дальше в слезах, вижу людей, которые кружат у убитой лошади. Подошла ближе. Люди вырезают куски мяса из лошадиной туши. Попросила и я, дали мне кусок шкуры. Мама долго её скоблила и вываривала. Получилась мутная вода», — и снова моя собеседница надолго замолчала. Не торопил, возвращаться в памяти к такому не просто.

«Прикреплены мы были к столовой, которая находилась в каком-то доме на третьем этаже. Ходила за супом с кастрюлькой всегда я. А суп какой был, в воде плавало немного крупы. Вышла на лестницу с кастрюлей, остановили меня несколько мальчишек: «Отдавай суп, или сбросим вниз». Отдала, ведь и правда могли сбросить. Голод страшное с людьми делает. А у меня мама и сёстры, без меня пропадут. Выпили они суп, вернули кастрюлю, иду домой, плачу. Кто-то окликает меня:  «Таня, это ты?» Это был мой крёстный, он после ранения лежал в госпитале и вот, вышел прогуляться и встретил меня. Наверное, это встреча спасла нам жизнь. Крёстный отвёл меня в госпиталь, там меня не только накормили. Возвращалась я домой радостная, несла родным хлеб», — вспоминает Татьяна Николаевна.

Бомбили город часто, бомбоубежищем служил подвал здания, где и жили люди. В подвале складывали тела умерших от голода ленинградцев, стоял тяжёлый трупный запах, дышать было очень тяжело.

«Горы, штабеля завёрнутых во всё, во что можно завернуть тело, покойников. Дети, старики. Мужчины и женщины», — горько добавила Татьяна Николаевна.

Это была зима сорок второго года. А уже в феврале людей попытались вывезти из Ленинграда. Сначала по Неве на баржах, налетели фашистские самолёты, разбили несколько барж с людьми.

«Нас снова вернули в школу на Разъезжую улицу. Неудачной оказалась попытка эвакуировать нас по Ладоге. Выехали мы их Ленинграда только по Северной дороге в товарных вагонах. Ехали долго, состав стоял на месте по много часов. Дорогу бомбили, ремонтировали, мы немного проезжали, и всё повторялось. Оказались на станции Бежецк в Тверской области. Помню, я сижу на вокзале, болтаю ногами, замотанными в тряпки. Валенки мои сгорели, когда их пытались высушить на печке, ещё там, в школе на Разъезжей. Увидела меня местная женщина: «Замёрзла, бедняжка? Не уходи, я сейчас вернусь», — и принесла мне валенки. Были там небольшие дырочки сзади, но я была так рада. Положила в валенки соломки, и наконец мои ноги оказались в тепле», — с грустью и по-доброму улыбнулась моя собеседница.

В пятидесяти километрах от станции жила родня мамы Татьяны Николаевны, вот туда и направились пешком эвакуированные. Вещи везли на саночках. С трудом, но добрались до дома родной бабушки. Отогрелись немного, подкрепились молоком, у бабушки ещё была корова, и перебрались в соседнюю деревню. Там тоже жили родственники. Приехали, а там уже живет другая родня, тоже эвакуированные. Так и оказались в доме две семьи с семью детьми.

«Есть нечего, дали детям по корзинке и отправили по деревне просить у людей помощь. Помогли нам, вернулись домой с хлебом. Какое-то время продержались, надо было думать, как дальше выживать. Мама пошла к председателю, дали ей работу. В двух километрах от деревни находился коровник, вот и стала мама там ухаживать за стадом из пятнадцати коров. Помогали маме и мы. Кормили и доили коров, убирали навоз. Всему учились на ходу. Однажды пошла за сеном. Взяла охапку из копны, вижу, чьи- то ноги торчат… Испугалась, закричала, прибежал дедушка сторож. Успокоил меня, мол, тебе привиделось. Оказалось, это дедушкин зять-дезертир тут прятался. Больше я его не боялась», — продолжаем беседовать с Татьяной Николаевной.

И ещё раз довелось её столкнуться с дезертирами. Повезли на двух санях продукты односельчанам, которые работали на заготовке леса, в сорока километрах от деревни. Зима сорок третьего года, морозы лютые стоят. Дорога через лес дремучий, лошади фыркают, чуют волков. Деревья на морозе потрескивают. Страшно.

«Остановили нас два мужика с винтовками, один сел ко мне в сани, другой во вторые. Взял у меня мужик вожжи, а меня укрыл сеном и велел спать. Не знаю почему, но я не испугалась. Проснулась я, когда сани остановились у какой-то деревни. Мужик сказал, что это деревня Чикуриха, и что наши деревенские тут и живут. Не взяли мужики у нас ничего, хотя везли мы и хлеб, и молоко и творог. Оказалось, это тоже были дезертиры. Зашли мы в хату, спят наши на полу все вместе. И парни, и девчата, и женщины со стариками. Выгрузили мы еду и вернулись обратно», — и снова Татьяна Николаевна сидела молча, о чём-то задумавшись.

А потом мы долго рассматривали семейные фотографии. Вот она сама в молодости. Здесь с мужем, молодые и счастливые. Фото отца. Обязательно выполним вашу просьбу Татьяна Николаевна, и уже в этом году портрет Вашего папы будет в строю Бессмертного полка! Старая фотография её родных и уже нынешние фото внуков и правнуков. Вся жизнь большой и дружной семьи Татьяны Николаевны на этих фотографиях.

Спасибо, уважаемая Татьяна Николаевна! Храни вас Бог!

Сергей Богданов