Николай Гаврилович Поздняков — ветеран Великой Отечественной войны, наш земляк с начала девяностых годов. Был демобилизован в 1949 году, жил в городе Светогорске, затем в начале девяностых вышел на пенсию и с детьми переехал в Коммунар. 

Сошлись, что называется, сразу. Оказалось, что мы с Николаем Гавриловичем земляки. Оба родились и выросли на благословенной белорусской земле. Возможно, купались жарким летом в одних и тех же реках и голубых озёрах, бродили по одним и тем же лесам, собирая грибы и ягоды. Просыпались оба утром под курлыканье буслов, как у нас называют аистов. А на завтрак наши мамы нам готовили знаменитые белорусские драники. Наверное, всё это так и было, только с разницей в четверть века. Совсем недавно Позднякову Николаю Гавриловичу исполнилось девяносто лет. Поздравляли юбиляра в Совете ветеранов города. Вот там и договорились о следующей встрече. Встрече здесь же в Совете, куда я позже пришел с диктофоном и записал его рассказ о партизанских буднях четырнадцатилетнего Кольки Позднякова.

В деревню Заимки Полоцкого района немцы вошли вскоре после начала войны. Полицаи, базирующиеся в соседнем посёлке Белое, гнали жителей окрестных сёл собирать в лесах оружие. Свозили всё найденное в одно место. Но мальчишки — они и в войну мальчишки. Стащили вполне годный к стрельбе пулемёт, установили на опушке леса и открыли огонь. Первая же пулемётная очередь едва не зацепила грузовик, полный немецких солдат. Как потом стало известно, фашисты ехали уничтожать собранное по лесам оружие. Машина развернулась и быстро уехала обратно. Деревню наводнили немцы и полицаи, нашли пулемёт. Узнали, что стреляли подростки. Всех ребят с окрестных деревень собрали у Управы. Пороли всех без разбора.

«Досталось и мне, били полицаи не жалея», — делится воспоминаниями Николай Гаврилович. После наказания всех подростков закрыли в сарае и три дня держали без еды и воды. Кольке повезло, родные выкупили его у полицаев за кусок сала.

«Уже в начале войны партизаны не давали покоя фашистам. Громили гарнизоны, подрывали «железку» и мосты. Ушёл в партизанский отряд и старший брат Федька», — продолжает свой рассказ Николай Гаврилович.

Разведка партизанская работала хорошо, везде были свои люди, и вскоре пришло сообщение, что фашисты готовятся уничтожить несколько деревень, жители которых помогали партизанам.

«Надо было уходить в лес, где уже стихийно организовался лагерь из местных жителей, покинувших занятые немцами деревни. Рядом были партизаны, случись беда, придут на помощь», — вздыхает Николай Гаврилович. Уже была поздняя осень. И снег временами выпадал, и заморозки начались, когда Колька, забрав с собой корову, тронулся в дорогу.

«Уже в пути дошли слухи, что пожгли немцы деревни наши, поубивали всех, кто уйти не успел. Болела душа за маму, которая ещё раньше ушла с другими женщинами в недалёкий от деревни густой ельник, надеясь там переждать фашистский налёт. Уже после освобождения нашей местности я узнал, что нашли немцы жителей в этом ельнике. Или предал кто, или сами костер разожгли для согрева — неизвестно. Узнал, что увезли маму в посёлок Белое и вместе с другими расстреляли. А где могилка, так и не узнал», — продолжает свой горький рассказ мой земляк.
Дошёл Колька до лагеря, нашлось и место в землянке, да не всё оказалось просто. Коль самому прокормиться люди помогали, то корову кормить было нечем. Стал у людей сено подворовывать. Сообщили люди партизанам, мол, так и так, один малец скитается. И уже через день за парнем пришли из отряда. Забрали вместе с коровами, к тому времени и сосед ему свою корову отдал. Так и началась партизанская жизнь моего собеседника.

«На диверсии с собой не брали, мал ещё был. Больше по хозяйству занимался, на посту стоять доверяли. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я попал к партизанам, когда в нашем отряде появились люди в военной форме, при погонах. Несколько десятков солдат расположились в наших землянках, а их командиры что-то обсуждали в землянке командира нашего отряда.

«Утром всех построили и объявили приказ. Все отряды бригады полным составом идут к линии фронта, и с боем прорываются к своим. Фашисты готовят армейские части для борьбы с партизанами. Принято решение вывести бригады через линию фронта, чтобы не допустить уничтожения партизан. Для этого и прибыл в партизанский край отряд армейских разведчиков с заданием организовать вывод всех партизанских отрядов за линию фронта. Мы уже все знали трагическую историю витебских партизан, попавших в окружение в так называемом «витебском треугольнике». Узнали от примкнувших к нам недавно витебских партизан, которым удалось вырваться из смертельного окружения. Регулярные немецкие части, снятые с фронта, окружили партизан. Мало кому удалось вырваться из смертельного треугольника».

Ночью партизанская колонна тронулась в путь. И уже на рассвете головному отряду пришлось принять бой. Недалеко от границы с Латвией путь отряду преградила небольшая речушка. Застрявшие от сплава брёвна образовали нечто, подобное переправе. И первых же вступивших на переправу партизан встретил пулемётный огонь с противоположного берега.

«Наши разведчики обошли засаду с тыла и уничтожили пулемётчиков. Партизанская жизнь научила ходить по лесам тихо. Это оказались местные жители, литовцы. Многие из них тогда помогали немцам. Шли по ночам, лесными тропами. На деревья вешали листки белой бумаги, чтобы не сбились с пути сотни и сотни идущих сзади партизан. Засыпали на ходу. Бывало, даже сон увидишь. А потом упрёшься лбом в дерево, сон как рукой снимет, и бежишь догонять свой отряд», — улыбается Николай Гаврилович.
Днём отдыхали в укромных местах, набирались сил для следующего ночного броска. Полуголодные, уставшие и измотанные неизвестностью. Только командование знало маршрут движения и место перехода фронта, боялись предательства.

«Шли примерно недели две. Точно сказать не могу. Да и где шли, никто из нас не знал. Дорог избегали, деревни обходили. Потеряли счёт дням и ночам. Однажды, в начале очередной ночи в пути, по цепочке передали, что подходим к линии фронта. Лесистая местность, болотины…»

Николай Гаврилович надолго замолчал. Я не торопил. Нет, да и не может быть человека, пережившего войну, которому дались бы легко воспоминания о том ужасе.

То ли хорошо сработала разведка, то ли немцы просто не решились связываться с таким количеством партизан, а они хорошо знали, что партизаны пленных не берут, но линию фронта перешли без единого выстрела. Немецкие траншеи и блиндажи оказались пусты. А в некоторых блиндажах даже коптилки горели. Всю ночь тысячи и тысячи партизан переходили линию фронта. Получали тут же сухари, по пачке махорки и коробку спичек и падали смертельно уставшие на землю и засыпали.

Утром всю бригаду построили, и партизанская бригада на виду у фашистов тронулась в тыл, на сортировку.

«Нас, подростков, набралось из всей бригады человек двенадцать. Дали сопровождающего, повели нас в другую деревню, заселили в хату, выдали паёк. Кирпич чёрного хлеба, два с половиной килограмма весом и банку большую тушёнки, второй фронт. Принёс нам человек чай, и за голову схватился. Смолотили мы за пять минут и хлеб и тушёнку. Ведь голодные были, как черти. И никто нас не предупредил, что это паёк на несколько дней. Отлежались, отъелись немного, и отправили нас в другую деревню. Учиться на курсах бухгалтеров. Шли пешком, обратно к линии фронта. Дорогу спросить не у кого. Кругом сгоревшие деревни, одни печные трубы торчат. Остановилась крытая машина, и офицер спросил, есть ли у нас махорка».

Так и добрались юные партизаны до нужной им деревни за пачку махорки с комфортом. Да ещё и наелись по дороге вволю тушёнки, которую и перевозила машина в кузове. Да и взять с собой несколько банок консервов разрешил им офицер.

«Учёба на курсах не задалась. Какое там было у нас образование. У кого три класса, у кого пять. Помучались с нами пару месяцев и отправили на фабрично-заводское обучение, решили плотников из нас сделать», — и снова на лице Николая Гавриловича заиграла добрая улыбка.

«Рубили деревянные дома. Пила да тяжеленный топор — вот и вся техника. Кормили один раз в день, а что это молодому растущему парню, да после такой работы. Вскоре узнал, что освободили мои родные места, отпросился съездить в свою деревню. Вдруг узнаю что-то о родных?».
Николая отпустили. Без документов, без пайка и без денег, добирайся до места как хочешь. А находилось к тому времени училище в городе Сурож. А как добираться? Ведь сам ту железную дорогу, что шла мимо родных мест, вместе с местными жителями и партизанами разбирал. Рельсы закапывали в землю, шпалы сжигали. Так и оказалось, добираться не на чем, никто дорогу ещё не восстанавливал.

Добирался до дому Николай Гаврилович пешком, по двадцать пять километров за день проходил. А пришёл на пепелище — нет ни хаты, ни деревни. Немногие жители ютятся в землянках. Ничего и о родных не узнал.

«Покормил я одну ночь блох да клопов в землянке, да и задумался о том, а что ж дальше делать. Возвращаться в училище не хотел, решил в родных местах свою долю искать», — и снова надолго замолчал мой собеседник.
Город Полоцк в то время был областным центром, вот здесь и стал искать работу и пристанище Николай. Привлекло внимание объявление на дверях милиции о наборе сотрудников. Узнав, что партизанил, на работу взяли сразу.

«Документов не спросили, которых у меня и не было, на слово поверили. Выдали автомат, и стал я охранять заключённых. Утром нас отвозили в лес, где заключённые, пять-шесть человек, заготавливали дрова, а я охранял их. Они садятся обедать, им паёк выдавали, а я до вечера голодный. Смотрю на них и думаю, а что им мешает меня, пацана, сейчас прикончить — и в бега», — грустно улыбается Николай Гаврилович.

Так бы и шла жизнь Николая и дальше. Спал бы в землянке в обнимку с автоматом, охранял бы зеков на лесной делянке, каждый раз опасаясь за свою жизнь, да нашёл его старший брат Фёдор. Получил Николай письмо от брата из Минска, где тот служил в армии. Как ты, да что? А вот так. Скитаюсь по углам, кормят раз в день, денег не платят, документов нет…

Фёдор сам приехал за братом. Отпустили Николая сразу. Правда, вспомнили про автомат, который Николай не сдал, когда они с братом уже садились в поезд. Двое прибежали на вокзал перед самым отправлением. Узнали, что автомат в землянке под замком, и разрешили ехать.

Служил старший брат в комендантском взводе, там первое время и жил Николай. А вскоре его вызвали в штаб и предложили служить в армии. Помогло партизанское прошлое. Поставили на довольствие и отправили в Белорусский полк номер двести восемьдесят семь. Таких полков было четыре. и стояли они в основном в Западной Белоруссии. Там процветал бандитизм.

«На довольствие поставили, а шинель ни одна не подходит. Маловат росточком оказался солдат», — смеётся Николай Гаврилович, — На старый бушлат пришили погоны, петлицы и началась моя служба».

Готовились к параду, построили полк. Генерал остановился напротив. А это, мол, что за солдат? Отправили солдата в мастерскую, и на параде Николай был уже в новенькой шинели. А дальше была беспощадная борьба с бандитизмом и в Западной Белоруссии, и с лесными братьями в Прибалтике. Лютые были звери, не щадили ни своих, ни чужих. Прятались в лесных землянках-схронах. По ночам убивали и грабили, а днём уходили под землю. Многие местные жители им помогали, кормили и предупреждали об облавах.

Однажды преследовали такую банду лесных братьев, как они себя называли. Вышли к озеру и увидели, как бандиты на моторках уходили на другой берег. Местные жители уже ждали их на берегу, приготовив свои лодки.

«А что тут сделаешь? У нас лодки нет, да и из автомата их не достать. Упускали одну из самых зверских банд. И тут ударил пулемёт, от лодок только щепки полетели. Никто из бандитов и их пособников не ушёл. К нам подоспела помощь, и стрелял из пулемёта сам генерал Бурмак, командующий частями, ведущими борьбу с бандитами. Наградили нас за помощь в уничтожении особо опасной банды часами, дали каждому по пять суток отпуска. Уже пришла зима сорок пятого года, а мы всё ещё выкуривали из землянок и лесных схронов фашистских прихвостней. Много бед они принесли своему народу. Зверствовали не меньше своих хозяев гестаповцев. День Победы я встретил за границей, но это уже другой разговор», — Николай Гаврилович протянул мне руку. прощаясь.

На вопрос, а не утомил ли я своими вопросами, земляк улыбнулся: «А я сейчас на огород, там и поработаю и отдохну».

Здоровья Вам, Николай Гаврилович!

Держись, земляк! Ты должен ещё не раз зажечь Вечный огонь в День Победы у памятника погибшим коммунаровцам!
Даст Бог, и проведёшь когда-нибудь ты меня по партизанским дорожкам, протоптанным совсем ещё пацаном Колькой Поздняковым в наших родных белорусских лесах.

Сергей Богданов, фото Юлии Гостюхиной