У многих из них не было детства, не было красивых и ярких игрушек, не было вкусняшек, которыми балуют своих детей мамы в мирной жизни. Были просто календарные месяцы и годы, были навсегда впечатавшие в детскую память слёзы мамы в ответ на просьбу«Мамочка, я есть хочу».
Олегу Зверькову шесть лет. Берлин, Шпандау. Лагерь номер 56. Нары в два яруса, вокруг бараков колючая проволока. « Мы, тётя Оля Гущина, её сын Колька, моя крёстная и трое её детей оказались в одном бараке. Их уже нет никого, я остался один. Взрослых гоняли разбирать завалы, а мы везде бегали. Нам запрещали подходить к колючке, а мы шли. Шли смотреть на наших пленных, которые под охраной немцев с овчарками разбирали завалы. Берлин уже бомбили. Пленные бросали нам записки, искали земляков. Подходить к забору из колючей проволоки мы перестали только тогда, когда охранник застрелил Надю… В столовую для солдат привозили хлеб. Мы знали, в какой день хлеб привезут, стояли у машины и вдыхали запах хлеба» (Олег Ефимович Зверьков).
« Нас, вместе с другими жителями Гайколово, в марте сорок третьего погрузили на станции Антропшино в вагоны и привезли в Эстонию. Лагерь «Клоога». А потом отправили в Финляндию. Родители работали на мыловаренном заводе», — рассказывает Звонцова Ирма Михайловна.
« В дороге немцы не кормили, спасал мамин запас сухарей. Помню, что напротив лагеря находилось гестапо, я мы видели, как оттуда вытаскивают окровавленных людей. Неподалёку был госпиталь, и раненые немецкие солдаты развлекались, глядя как голодные дети дерутся из-за брошенной из окна конфеты. Кормили нас кашей с червями» (Михайлова Валентина Альбертовна).
«Нашу деревню Каменка, сегодня это территория города Пушкина, немцы захватили, и нас, меня маму и сестру отправили в лагерь в Гатчине, который находился на стадионе. А потом мы попали в лагерь смерти «Клоога» в Эстонии. Младшая сестричка Лаура умерла от голода на руках у мамы» (Марта Петровна Гюннинен).
«Нам повезло, мы все, дед и бабушка, дядя инвалид и тётушка, наша мама и мы, попали к небогатым и добрым людям. Но вскоре на хозяйстве оставались только дед с бабушкой, остальных немцы угоняли на заготовку торфа. Угоняли на неделю, возвращались наши родные простуженными, тётю одолевали чирья. В сорок четвёртом оказались мы в Курляндском котле. Помню, летят наши самолёты, сбрасывают осветительные бомбы. Вокруг всё горит и взрывается. Мама закрывает мне глаза рукой. Наши мамы…Они нас сберегли в том аду» (Зоя Сергеевна Воронина).
« Малых детей везли в телеге, а мы шли пешком. Лагерь находился там, где сейчас стоит Гатчинская больница. Помню, что у лагеря росли громадные ели. Бараки, куда нас поселили, были обнесены колючей проволокой, пол в бараке был земляной. Посередине барака стояла большая печка, топили её круглые сутки. Уже наступали холода. На день давали половник баланды. Мука, заправленная водой. Люди умирали каждый день. У барака была выкопана большая яма, вот тута по утрам взрослые и сбрасывали людей, умерших ночью. Однажды немцы стали отнимать у матерей маленьких детей, забрали у мамы и нас. Не знаю как мама смогла, но она дошла до другого лагеря, куда увезли детей и забрала нас. «Будем умирать вместе». Выжили, и оказались в лагере города Фульда, в Германии. Там и находились мы два долгих года» (Смирнова Надежда Григорьевна).
« Загрузили нас на станции Антропшино в скотские вагоны и повезли неведомо куда. Псков, Прибалтика и конечный пункт, Германия. Помню, как смотрели на нас, грязных и голодных детей немки. Смотрели, как на зверёнышей. Горд Потсдам, бараки, колючая проволока. Лагерь был сборным. Поляки, русские, венгры и румыны. Русских кормили хуже всех. Каша с червями. Вши гуляли по нам и нашему рванью, когда-то бывшему одеждой» (Гичкина Галина Александровна).
« Мне уже исполнилось пять лет, и в памяти навсегда сохранились моменты лагерной жизни. Жителей нашей Покровки, соседнего Антропшино, Пориц и Местелево, Онтолово и Монделево немцы согнали на станцию, загнали в вагоны, а выгрузили нас уже во Пскове, на берегу реки Великой. Окопы и блиндажи, вырытые на берегу и стали местом нашей жизни. Колючая проволока, вышки с пулемётами и охранники с злыми собаками. Нары в два яруса, извилистые ходы-траншеи, ставшие для нас и отхожим местом. Вместе с нами в одной землянке были тётя Настя Селёдкина с сыном с Юрой, тётя Нина из Динамо, сын её Витька, Тётя Маруся с двумя детьми, двух и четырёх лет. Нашим мамам в ту пору было по 20-30 лет. Зимой снег заметал всё вокруг, порой и не видно было, что здесь есть люди. Так и прожили мы зиму1942-1943 годов на берегу реки, в окопах и землянках. Весной выживших невольников снова погрузили в вагоны, привезли в город Паневежис. Барак, комнатки по обе стороны длинного коридора. В нашу комнатку набилось 20 человек. Рядом с бараком стояло разбитое здание, в подвал под которым мы прятались при бомбёжке нашими самолётами аэродрома, что был совсем рядом» (Круглов Николай Иванович).
Подготовил Сергей Богданов
