Рассказывает Людмила Павловна Редкозубова (в девичестве Прижимова):

– Когда стали давать льготы жителям блокадного Ленинграда, мы с мамой начали искать в архивах документы, подтверждающие, что она жила и работала в блокадном городе. Выдают маме в архиве справку, что она, Бобина Антонина Павловна, действительно находилась во время блокады в городе и работала… домработницей. Мама – в слёзы. Блокада, холод и голод, смерть рядом, какие в том аду могли быть домработницы? Пошла я сама к архивному начальству, вызвали инспектора, которая выдала такую справку. Та показывает запись в документе. Написано: «Дом. Раб.»

Разобрались, работала мама домовым работником в блокаду. Дворником была мама, рабочей по двору. Работала мама и на железной дороге, в мостоотряде. Нашли мы сведения и о том периоде её блокадной жизни, и не только.

Встретила совершенно случайно мама женщину, подругу свою из той далёкой блокадной жизни. Вот, и так в жизни бывает. Работая мостовиком, мама едва не умерла от голода. Упала на улице, совсем обессилев. Люди проходили мимо, ни у кого из прохожих уже не было сил помогать упавшим. Остановилась только одна женщина, местный дворник. И то, как потом выяснилось, ради валенок, что были на маме в тот день. Не знаю уж как, но женщина взвалила маму на тележку и довезла до больницы. Не достались мамины валенки никому, потеряла она один по дороге. Маму в больнице постригли на лысо, потихоньку начали подкармливать, давали и витамины. Мама выжила, а вот её два маленьких сына (перед войной мама вышла замуж за заведующего конюшней Бобина, и у них родились дети) остались лежать в одной из общих могил на Пискарёвском кладбище. Это был сорок второй год.

После войны мама и мой отец поженились, и мама стала Прижимовой. Восстановили мы документы, получила мама звание «Житель блокадного Ленинграда». И уже потом, перебирая домашний архив, нашли мамину трудовую книжку, где есть все записи о её работе в блокадном городе. Маме учиться не довелось. В семье было много детей, надо было помогать родителям. Девочка работала нянькой, помогала родителям ставить младших на ноги. Приехала мама в Коммунар в 1939 году.

Моя собеседница Людмила Павловна Редкозубова, в девичестве Прижимова, ненадолго замолчала, о чём-то задумалась. Я её понимал, как и понимаю десятки других моих собеседников, решившихся рассказать нам о своих родных, которым судьбой было определено жить в то страшное время. Держу в руках трудовую книжку Бобиной (Прижимовой) Антонины Павловны, 1917 года рождения: «1940 год, январь. Бумажная фабрика «Коммунар». Сменная няня в детском саду. Июль того же года. Подручная мотавильщицы в производственном цехе».

А вот такую запись я видел уже не однажды в сохранившихся трудовых книжках наших земляков тех лет: «1941 год. Август, 21. Уволена в связи с эвакуацией».

Такая запись в трудовой книжке появилась у многих рабочих бумажной фабрики в первые месяцы войны. В Ленинграде людей, эвакуированных из посёлка, разместили в школе на улице Марата. Впереди у коммунаровцев были долгие месяцы выживания в блокадном городе. Не всем нашим землякам тех лет удалось покинуть блокадный город. Не все дождались Победы.

И снова записи из трудовой книжки мамы Людмилы Павловны. Сухие канцелярские слова. А сколько за ними скрыто боли людской и страданий: «1942 год – рабочая по двору. 1944 год – мостовик. Грамота Райисполкома за восстановление районного хозяйства».

– И папа мой, Прижимов Павел Васильевич, хлебнул военного лиха полной мерой, –  продолжает вспоминать Людмила Павловна, – родился папа в деревне Зачатье, что стояла на земле Архангельской. В семье было десять детей. В тридцать седьмом призвали его на службу, попал во флот, служил на Балтике на линкоре «Октябрьская революция». Год оставался до демобилизации, строил папа планы на будущее, но началась война…

Не обученных воевать на земле, матросов с линкора в октябре сорок первого перевели в 11 стрелковый полк морской пехоты. В первых же боях с немцами погибли многие сослуживцы отца Людмилы, сам он был ранен и оказался в плену уже в ноябре сорок первого. Держали немцы наших пленных в концлагере на каком-то острове в Австрии, вокруг была вода. Несколько попыток побега не удались. И только весной 1945 года наши войска освободили пленных.

Павел Васильевич прошёл все необходимые проверки и снова оказался на фронте. Участник Великой Отечественной войны, кавалер орденов и медалей, в марте сорок шестого года он приехал работать на бумажную фабрику «Коммунар». Устроился на работу слесарем, познакомился с Антониной Павловной, появилась в посёлке новая семья. А уже в марте пятьдесят третьего забирал Павел Васильевич жену и дочь Людмилу из родильного отделения поселковой больницы. Сегодня в этом здании расположена городская музыкальная школа. И дом, где тогда жила молодая семья, стоял рядом с больницей. Двухэтажный деревянный дом в два подъезда.

Как же всё было переплетено в жизни небольшого тогда Коммунара! Оказывается, и жили мы с Людмилой Павловной в одном доме, в одном подъезде и даже на одном этаже, только в разные годы. Перебрали с Людмилой Павловной в памяти всех соседей, нашли общих знакомых, и снова вернулись к её воспоминаниям.

– Помню знаменитого в те годы нашего хирурга Вишнёва. Он папе операцию на венах делал. Люди часто вспоминают его добрым словом, а я училась с его сыном в одном классе. Родителям дали на работе квартиру в финском домике на 4 семьи на улице Западной, переехали туда. У дома был огород, мама давала задание: прополоть грядку, наносить с колонки воды.

У меня были маленькая тяпочка и ведёрко, вот и выполняла поручение. Детство проходило нашей на улице. Сделала дела домашние, с собой хлеб или булку – и на весь день на улицу. Хлеб, вода из колонки, вкусно было! Играли в лапту, в чижика. Игрушек у нас не было, из коробок из-под конфет вырезали силуэты кукол. Раскрашивали, рисуя бальные платья.

Зимой катались на «снегурках», так называли коньки, которые мы привязывали к валенкам верёвочками. Катались в противотанковом рву, там вода замерзала раньше. На склонах противотанкового рва были устроены погреба, там мы катались на лыжах. По реке и дорогам тоже гоняли на коньках. Замёрзнем, прибежим на проходную, отогреемся и снова на улицу. В 1961 я уже пошла в первый класс. Школа тогда находилась в здании, в котором сегодня тренируются наши юные спортсмены.

Помню, с каким восторгом люди приняли известие о полёте Гагарина в космос. А ведь и я хорошо помню этот день. Мы играли на улице, когда услышали по радио сообщение о полёте человека в космос. Помню, как кричали «Ура» взрослые люди.

Первую мою учительницу звали Клавдия Николаевна Голубева. Забыла я однажды дома контурные карты, поставила мне Клавдия Николаевна двойку. Дома мама решила, что я вру, посадила меня на санки-финки, а тогда почти у всех такие санки были в хозяйстве, и с Западной привезла меня в школу разбираться.

А в новую кирпичную красавицу-школу мы пошли уже в пятом классе. Рядом был интернат, с ребятами мы дружили. Вместе проводили вечера в школе, общались и вне школы. Принимали нас сначала в пионеры, а уже в восьмом классе на крейсере «Аврора» прикололи мне на грудь комсомольский значок.

Собирали макулатуру, соревнуясь между классами, по всему посёлку собирали металлолом. Теплицу, что стояла в школьном саду, отапливали дровами. На грядках были вбиты колышки, на табличках были написаны названия растущих здесь растений. Уроки ботаники здесь и проходили. Нас приучали любить землю.

А как мы любили уроки домоводства! Учились готовить и шить. Платья сами себе шили на уроках, ведь родители не всегда могли нам купить обновку. Мальчишки на уроках труда учились и слесарному делу, и столярному. Разбирались в технике. Благодаря вот таким урокам мальчишки становились мужчинами, как принято говорить, «с прямыми руками».

Я уже училась в седьмом классе, когда родителям фабрика дала квартиру в новом доме на Леншоссе, и мы переехали.

В школе было такое правило: успевающие ученики брали шефство над двоечниками. Занимались и после уроков, ходили к ним и домой. И это тоже помогло всем нам стать дружнее, почувствовать плечо друг друга. Такая практика дала свои результаты. Сдав школьные экзамены, мы почти все поступили в институты. Конечно же, без доброго и внимательного отношения к нам наших учителей, мы этого не добились бы.

В девятом классе к нам пришла молодая учительница математики – Рудакова Галина Андреевна. Она так хорошо нас подготовила, что при сдаче экзамена в институт, меня спросили, где так хорошо учат математике. И никак профессора не могли поверить, что такие знания дают в обычной поселковой школе.

Недавно мы с Галиной Андреевной виделись. Слава Богу, она жива и здорова! Она местная жительница, отец её долго работал зубным врачом в нашей поликлинике. Посёлок в те годы был раем земным. Чистый, зелёный и ухоженный. Все друг друга знали, берегли свой общий дом. Здесь было всё для нормальной жизни людей. Больница и поликлиника, лаборатория. Была работа. Был клуб и был детский сектор с кружками, филиал музыкальной школы. И всё бесплатно. В библиотеке в очередь записывались, столько было желающих взять книгу. Заведовала библиотекой Прасковья Михайловна, а помогала ей Валентина. Кино в клубе крутили постоянно. Ажиотаж начинался, когда механик привозил индийский фильм. Танцы в клубе и на летней площадке в клубном садике. У клуба по выходным играл духовой оркестр. В красивом фонтане в жару плескались дети. Всё лето в детстве проводили на реке. Вода была чистая, каждый камешек на дне был виден. Был детский бассейн, стояла большая вышка для ныряния. Папа, заядлый рыбак, всегда приходил с уловом. Даже форель приносил с рыбалки.

Осенью собирались компаниями и ходили в лес за грибами и ягодами. Ходили за железную дорогу, ходили и в лес за мост на Сельской улице и дальше. Ёлки на Новый год тоже несли из леса. В старой бане работала прачечная, мы помогали мамам стирать. Стояли баки, в них бельё кипятили, стирали в лоханках. Мужчины уносили выстиранное бельё домой, а мы шли мыться. Сушили бельё на верёвках, натянутых между столбов во дворах. Помню невероятно вкусную булку, что выпекали в своей пекарне и продавали тут же, в магазине. Пекарня была во дворе за домом, где нынче находится почта. Сегодня на месте пекарни и магазина стоит жилой четырёхэтажный дом. Кольцо автобусное было у клуба, ходили только два автобуса. Я уже училась в институте, студентов в посёлке было много, брали автобус штурмом.

На месте памятника погибшим на войне коммунаровцам, стояла круглая ваза. К бане вёл узкий мостик, а за баней была конюшня, где командовал Бобин. Мы любили заходить туда посмотреть на лошадок. Ведь в те годы все хозяйственные дела в посёлке, да и на фабрике, помогали решать лошади.

Жили все, в основном, своим хозяйством. У домов стояли сараи, держали там люди и скотину, и птицу. А потом кто-то наверху решил, что домашнее хозяйство отвлекает людей от более важных дел, запретили в рабочих посёлках держать скотину. Рабочие фабрики шествовали над соседним колхозом, помогали селянам в уборочную страду, на сенокосе. Работали и мы, школьники, на колхозных полях. Жили в Антелево, колхоз нас кормил. Пололи, делали другую работу. Было нам сельская работа знакома, все стремились попасть в такую трудовую бригаду.

Пожалуй, вот и всё, о чём я могу рассказать. Детство у нас было счастливое. Не было у нас красивых игрушек, и одевали нас родители по своему достатку. Зато была у нас настоящая дружба. Был такой родной посёлок, на улицах которого мы, не боясь, могли играть до темноты. Была вкусная вода из колонки, которой мы запивали кусок ароматного хлеба с твёрдой корочкой. Домой нельзя – загонят… Была река с чистой и тёплой водой, был песочек на пляже. Был лес, куда ходили компаниями за грибами и ягодами. Да, мы были счастливыми детьми.

Людмила Павловна, спасибо! Всех Вам благ, счастья и здоровья!

Сергей Богданов