«Родилась я в Новгородской области, в школу пошла в городе Чудово. Заканчивала учёбу в Эстонии. В институте училась в Ленинграде. Работать начала в Азербайджане, работала на целине в Казахстане, учительствовала в Ленинградской области. Весь Советский Союз в моей биографии», — смеётся Галина Александровна Мельникова.
Беседуем мы в комнате её маленькой хрущёвки. На столе старые документы и фотографии, списки, как мне кажется, всех её учеников. Галина Александровна учитель, как принято говорить, старой закалки. Строгий и внимательный, уважаемый всеми человек. Человек, авторитет которого был непререкаем в дни нашей юности.
«Родилась я в тысяча девятьсот тридцать четвёртом. Село Оскуй в Чудовском районе — это моя малая родина. Село было большое — церковь, школы и магазины. Видно, сам Бог берёг родное село. В войну были уничтожено все окрестные деревни, а наше село пострадало несильно. Папа работал в торговле, а мама занималась домом. Детей было в семье четверо. Жили хорошо, держали в хозяйстве корову, овец. Были куры, гуси, сажали огород. Папа вернулся с Финской войны в сороковом году, а уже двадцать второго июня сорок первого наши мужчины получили повестки из военкомата. Отцов и братьев ждал фронт. Я могу сегодня забыть, зачем пошла из комнаты на кухню, но хорошо помню, как мама обводила карандашом наши ручки на листках бумаги, и отправляла папе, воевавшему с финнами. Помню, как провожали отца на Великую Отечественную войну. Особенно врезалось в память то, как папа уезжал, сидя на задке телеги, по прямой пыльной дороге», — вспоминает Галина Александровна.
Рассказ Галины Александровны дополняют воспоминания её старшей сестры, Нины Александровны:
«Двадцать второго июня был жаркий день, и детвора плескалась в реке. Всех позвали на митинг. На главную сельскую площадь бежали наперегонки, ещё не осознавали, какая беда пришла в дом. На следующий день вся семья завтракала за большим столом. Папа поцеловал всех детей и ушёл на сборный пункт, в клуб. Мы ревели, словно чувствуя, что прощаемся с ним навсегда. У клуба стоял крик и плач. Мы получили от папы два письма, он был в Мурманске. Отец писал: врага остановим, живите спокойно».
Галина Александровна долго искала, где же погиб и где похоронен отец. Нашла однополчан, узнала, что папа был пулемётчиком и погиб, прикрывая своих, в октябре сорок четвёртого года. Место захоронения найти не удалось, но на семьдесят первом километре шоссе Мурманск-Печенга был установлен памятный знак, где среди фамилий солдат, погибших в годы войны, есть и фамилия её папы — Мельников Александр Яковлевич.
«Дошли немцы и до нашего села, это было в начале осени сорок первого года. Линия фронта проходила в полутора километрах от нашего дома, шли постоянные обстрелы села нашими войсками. Мы прятались в окопах и землянках, которые были вырыты жителями ещё в начале войны. Очень боялись погибнуть от своего снаряда», — пишет в своих воспоминаниях сестра Галины Александровны Нина. Людей фашисты выселили из домов ещё раньше, а теперь выгоняли и из села. Уже был конец декабря, стояли жуткие морозы.
«Помню, что последнюю ночь в селе мы провели в землянке соседей, спали сидя. Ведь нас было одиннадцать человек. Почему-то сохранилась в памяти жёлтая солома на полу землянки. Помню, что у нас было много санок, на которых везли уцелевшее добро. Помню, как жалко было очень замерзшую младшую сестрёнку, как нам растирали побелевшие от холода ручки и носики. Помню, как увидела наряженную немцами ёлку в окне нашего дома, когда мы проходили мимо. Когда переходили северную Мурманскую дорогу, увидели большое кострище», — Галина Александровна замолчала, очевидно, снова переживая увиденное.
«Я долго потом сомневалась, а не плод ли это моей детской фантазии. Но спустя много лет нашёлся свидетель, который видел то же, что видела там и я. Вместо дров в костре лежали сложенные в поленницу тела наших солдат. Навсегда врезались в память их жёлтые пятки», — моя собеседница снова замолчала.
С трудом добрались до посёлка, где жили мамины родственники. Все ютились в одной комнатушке. Голод — это было самое страшное, что ждало людей в оккупации. Закончились продукты, привезённые с собой. Дети воровали картошку из буртов в полях, не все возвращались. Немцы стреляли и в детей. Взрослые ходили по деревням, меняли одежду на еду. До войны отец успел хорошо одеть семью, это и спасало сейчас детей от голодной смерти. Узнали, что в лесу лежат убитые лошади, вырубали замёрзшее мясо кусками.
«При встречах со школьниками, я всегда говорю, что фашисты на оккупированных землях руководствовались тремя указаниями. Не кормить, не лечить, не учить», — горько улыбнулась моя собеседница, — «Как выжили? Как наши матери сберегли детей, одному Богу известно. Помню, как мама, уже после войны молилась и благодарила Бога за то, что помог спасти от смерти детей. Святые наши мамы, всей жизнью на Земле мы обязаны вам!»
Наши войска наступали, немцы людей погрузили в телячьи вагоны и отправили в Эстонию. Так вся семья Галины Александровны оказалась в лагере «Клоага». Колючая проволока, вышки и бараки. Спали на нарах, голод. Потом был какой то пересыльный карантинный лагерь.
«Помню грузовую машину, борта открыты, а в кузове стоит священник и читает молитву. Потом детей стали причащать, мы становились в очередь. Ведь нам давали кусочек чего-то хлебного и попить. Люди в лагере были со всех областей, были даже со своим скотом. Через дорогу жили немцы, иногда они передавали нам свои объедки. А потом, если никто не заболел, нас, как скот, раздавали в работники местным жителям. Те приезжали на телегах и увозили выбранных работников на свои хутора и мызы», — продолжила рассказ о своей жизни Галина Александровна.
Работать приходилось много, но люди уже не голодали. Детям иногда давали и молоко, мама Галины Александровны работала в доме управляющего и ухаживала за его коровами. Фронт приближался, уже был слышен гул недалёких боёв, в небе кружили самолёты со звёздами на крыльях. Невольникам приказали собираться в дорогу, но люди ночью ушли на берег лесного озера. Там утром и увидели наших разведчиков.
Долго менялись уставшие лошади и возчики, люди добирались до города Тарту. Там, в полуразрушенном вокзале ждали отправления на Родину. В товарных вагонах добрались до города Чудово. Встретили бывшего председателя своего сельсовета и временно поселились у него. Мама работала в подсобном хозяйстве, а сёстры Галя и Нина пошли в школу.
«В первый класс я пошла в десять лет, в сорок четвёртом году. Были у нас в классе ребята и старше меня, и младше. В классах было холодно, Учебник «Родная речь» был всего один, выдавали каждому ученику по времени. Чернила замерзали, и мы их отогревали на печке. Тетрадей не было, писали на обоях. В школе выдавали по сто граммов хлеба, и мы его тут же съедали. Хлеб детям уже перестали выдавать по карточкам, получала только мама пятьсот граммов. Считалось, что в сельской местности люди прокормят детей и без карточек. Я не знала, кто из моих одноклассников откуда приехал, и что каждому из них пришлось пережить в войну. Мы не разговаривали об этом. Наверное, подсознательно старались упрятать эти воспоминания в самый дальний уголок памяти. Старались не произносить в классе ни одного слова на немецком языке. Хотя многие уже неплохо могли говорить на нем. И до сих пор я не могу слышать немецкую речь. Подруга работала экскурсоводом в Ломоносове. Она отказывалась водить немецкие группы, не могла слышать их язык. Я не воспринимаю слова «примирение с немцами». У меня память, я живу в ней! Война во мне до сих пор живёт! Как простить? Они забрали отца, выбросили на улицу маму с четырьмя детьми, сожгли дом. Из всех наших родственников-мужчин, вернулся только один человек», — Галина Александровна надолго замолчала.
Я не торопил, я её понимал. Многие из моего поколения знакомы со своими дедами только благодаря рассказам бабушек, мы помним безруких и безногих инвалидов войны, которые жили по соседству с нами. Мой сосед, дядя Игорь, немножко выпив, возвращался в памяти на то поле, где на его глазах немецкие танки давили телеги с детьми. Не знаю, но наверное, должны смениться поколения, прежде чем наступит настоящее примирение.
«У нас нет ни одной довоенной фотографии. Вот фото отца, не знаю, как сохранилось. Сожгли немцы дом, и сгорели все фотографии. Тогда у всех они висели в рамочках на стенах. А вот и похоронка на папу», — Галина Александровна тяжело вздохнула.
Сорок седьмой год выдался неурожайным, с продуктами стало совсем худо. Дома нет, надеть нечего, есть нечего. В Чудово на разрушенную войной спичечную фабрику приехали вербовщики набирать рабочих на такую же фабрику в Эстонии. Мама Галины Александровны завербовалась, надеясь на новом месте спасти детей от голодной смерти. Уехали с рюкзачками за плечами, в них поместилось всё их добро. Да никто там не ждал семью с детьми. На работу маму не взяли, жить пустили в угол кухни в бараке, где жили завербованные. Дом поставили на ремонт, и пришлось семье перебираться в сарай. Ни стола, ни стульев, ни кровати не было.
«Помню, как мы на поезде поехали искать маме работу в деревнях. На каком-то вокзале мама оставила меня одну и ушла. Вернулась с большой буханкой хлеба и велела возвращаться. Спала я в поезде сидя, крепко прижав хлеб к груди. Мама работу не нашла, ей посоветовали обратиться в райком партии. Там помогли. Младших устроили в детдом для детей, чьи отцы погибли на войне. А мы со старшей сестрой пошли в школу. Из сарая нас переселили в подвал, мыться ходили в баню. Мама следила строго, что бы не завелись вши», — вспоминает моя собеседница.
Потихоньку жизнь налаживалась. Школу Галина Александровна закончила в двадцать лет, мама настояла, чтобы она продолжила учёбу. Институт в Ленинграде, и первая работа в восьмилетней школе в деревне Покровская. Шестидесятый год прошлого века, комнатка, в которой жили вдвоём с Марией Константиновной Алексеевой. Именно Мария Константиновна сумела восстановить историю лётчика Саталкина, самолёт которого сел в районе деревни Покровская в годы войны. Лётчик был мёртв. Отец одного из учеников Покровской школы завернул тело лётчика в какую-то ткань, и тайком похоронил у церкви в Динамо. Мария Константиновна нашла женщину, бывшую переводчиком у немцев и видевшую документы лётчика. Вместе с ребятами отправили запрос в Подольский архив, нашли сестру погибшего лётчика.
«Она приезжала на могилку брата, жила у нас в комнате. За могилкой ухаживала и наша школа», — вспоминает Галина Александровна. Помнят Марию Константиновну и бывшие ученики Коммунаровской вечерней школы, где она работала директором.
Над Покровской школой шефствовал совхоз «Красная Славянка». Выделяли школе бесплатный автобус, ученики ездили по местам боёв, бывали и в Москве. Денег с ребят не брали, учителя шли на предприятия, где работали родители учеников, и никто не отказывал в помощи школе.
В шестьдесят пятом году работала уже в восьмилетней школе на Комсомоле. Сейчас в этом здании находится Молодёжно-подростковый клуб.
«Учителя старшего поколения… Географ Алла Петровна, Кордочкина Ирина, я. Вот, пожалуй, и все. К этому времени я получила квартиру в совхозном «красном доме» на Леншоссе. На Комсомол и обратно ходили по Первомайской улице, а чаще по рельсам железной дороги, которая была проложена между бумажной фабрикой и станцией Антропшино. Красивые дома, сады и много цветов. Иногда нас подвозил мотовоз. Да и весь посёлок был ухожен и удивительно чист. Ведь нас никто не заставлял выходить на уборку. Сами подметали у своих домов, сажали цветы и деревья. Понимали, что это наш дом, и здесь жить нашим детям. Здорово помогала фабрика, ведь она занималась бытом своих рабочих наравне с поссоветом. Фабрика содержала библиотеку, платила зарплату библиотекарю. Многие помнят Валю Лункину и то, с каким вниманием она относилась к своим читателям», — вспоминает Галина Александровна.
В детском секторе, который находился в доме бывшего управляющего фабрикой Грабовского, школа заказывала автобус, и учителя возили ребят на экскурсии. Побывали даже в Нарве. Все расходы брала на себя бумажная фабрика. Основным организатором таких поездок была Софья Алексеевна Селёдкина.
«Часто бываю в школах, люблю общаться с младшими ребятами. Слушают с интересом, после встречи подходят, задают вопросы. Спрашивают. Значит, услышали. Это радует. Со старшими всё сложнее. Последний раз были на встрече со старшеклассниками с Коломенской Тамарой. Она тоже несовершеннолетний узник. Чувствовали себя на этой встрече свадебными генералами», — печально улыбнулась моя собеседница и продолжила:
«Знаете, как страшно было тогда жить нам, детям… Я не люблю выступать, редко кому рассказываю о прожитом. Ведь воспоминания тоже могут ранить».
Сердца детей разорваны войной,
И проволокой колючей перевиты.
Накрыло их тела смертельной мглой,
Но души живы, души не убиты.
Спасибо Вам, уважаемая Галина Александровна! Уверен, Вас помнят все Ваши ученики, и, несомненно, присоединяются к нашим пожеланиям.
Сил и здоровья Вам, Галина Александровна, любви и внимания окружающих!
Сергей Богданов