Как и всегда, перед Новым годом созвонились с другом детства: «Как жизнь, здоровье, дети-внуки, где тот, а как дела у этого». Разговаривали долго, вспоминая и детство и школу. Вспомнили и вот эту житейскую историю, которую, как мне кажется, надо рассказать читателям. Историю про новогоднее чудо, которое подарили целой семье неравнодушные люди из того уже такого далёкого нашего детства. Не знаю, можно ли это назвать чудом, но то, что это изменило жизнь целой семьи, правда.

Полицаевы. Так все за глаза называли и Евдокию, ходившую всё время с опущенной головой, и всех её детей. Тогда мы, детвора, не знали, почему никто не называет семью по фамилии. Это уже потом спустя годы, мы узнаем такую непростую историю этой семьи. На фронт и мужа и родного брата Евдокия проводила в один день. Осталась одна, с малыми детьми на руках, да мать больная в хате. Никто не знает, как и почему вернулся в её дом брат, попавший где-то в окружение. В небольшом белорусском городке уже были немцы. Кто-то донёс фашистам, что в её доме прячется красноармеец. И опять история умалчивает о том, как брат Евдокии оказался в полиции. То ли спасал семью сестры от расстрела, то ли сам струхнул. Служил где-то в хозяйственном взводе. Люди видели, как он на телеге вывозил тела расстрелянных евреев в лес, где их и закапывали в лесной лощине. Как вместе с немцами отнимал последние крохи у людей, с которыми до войны жил бок о бок. Такое никому не прощают и после войны его судили и отправили в лагерь. Там где-то он и сгинул. А пятно позора легло на сестру и племянников, которые, и люди это помнили, не бедствовали в оккупации. Да и с мужем Евдокии тоже вышло всё не очень гладко. Попал в плен, освободили союзники уже в конце войны. Долго проверяли. Может, всплыла история с родственником полицаем, но отправили мужа на несколько лет в лагерь. Вернулся уже в начале пятидесятых. Болел, да и пил крепко. Подарил Евдокии ещё двоих детей погодков, да и затерялся где-то на просторах большой страны. Уехали в поисках лучшей доли и двое старших детей. А может, просто бежали от людской молвы? Осталась Евдокия, и не жена и не вдова, одна с четырьмя детьми на руках, да в окружении осуждения людского.

С младшими, братом и сестрой, мы с другом и соседом по дому учились в одном классе. Девочку редко видели на уроках, часто болела. Да и брат тоже не был не промах прогулять занятия. Нельзя сказать, что и мы были примерными учениками, прогуливали. Наступала грибная пора, и нас было проще увидеть в лесу с корзиной, чем за партой в классе. Но до младшего полицаева нам было далеко, успевал он за день не одну ходку сделать в лес за грибами. А зимой, вместе с двумя старшими братьями, одноклассник на санях возил дрова, заготовленные незаконно в лесу. Дрова меняли на продукты. Дети жестоки, и это правда. В школьной столовой смеялись, глядя с какой жадностью Сёмка, так звали младшего, поедал макароны. Котлету всегда заворачивал в тетрадный листок и прятал в карман. Отдавали ему свою порцию и спорили на мороженое, сколько он сможет съесть.

Старшие полицаевы любили погонять мяч. Нас, мелкоту, могли поставить на ворота только за «кусман» хлеба. Знали, что потом попадёт от родителей и всё равно тайком отрезали дома краюху хлеба и с восторгом становились в ворота. Братья никогда при нас хлеб не ели, прятали за пазуху.

Новый,1962 год, детвора встречала в костюмах космонавтов, звёздочек и ракет. Мы тоже не были исключением. Мамы из марли, крашеной синькой, шили скафандры. Газетами, слой за слоем оклеивали старшие братья шлемы, изготовленныеотцами из проволоки. Вся семья друга трудилась над изготовлением костюма-ракеты «Восток». В клубе уже установили живую ёлку, и наступил наш день. Новогодняя ёлка для детей, с подарками!

С сумками, где аккуратно упакованные мамами лежали наши карнавальные костюмы, мы с другом шли на главный праздник года. Жили рядом, да никто в те времена и не боялся отпускать на улицу детей одних.

Старшие «полицаевы» перехватили нас у клубной пристройки, где хранился какой-то хлам. Отобрав сумки, затолкали во внутрь сараюшки и закрыли дверь на засов. Ревели оба. От обиды? Или от злости на полицаевых, лишивших нас праздника?

Долго выламывали доски из стены старого сарая. Когда выбрались и прибежали в клуб, праздник уже закончился. Домой брели, повесив головы. Жаловаться было не принято, но нужно было как-то объясняться с родителями. На крыльце у подъезда лежали наши сумки с карнавальными костюмами..

Наши родители тем же вечером отправились к Евдокии домой. Старшие братья и их друзья готовили свой план мести «предателям полицаям». Взрослые долго не возвращались. Уже стемнело, когда прибежал взволнованный друг-сосед. Наши родители закрылись у них на кухне и что-то обсуждали. Утром у дома стояла лошадь, запряжённая в сани. Взрослые, наши отцы и соседи, грузили в сани мешки с картошкой, какие-то банки с солениями-вареньями. Свёртки и тюки. Рядом с санями стояли, с недоумением переглядываясь, старшие парни с нашей улицы.

Нас усадили сверху на кладь и вскоре все были у дома Евдокии. Старая, ещё довоенной постройки хата. Перекошенные маленькие окошки. Такая же дощатая дверь, просевшая крыша. Говорили, что в оккупации семья жила совсем в другом, большом доме, до войны принадлежавшем богатой еврейской семье. Что стало с хозяевами дома, остаётся только гадать. Все тогда жили не сказать, что богато. Но то, что мы увидели в хате, куда нас всех заставили зайти взрослые.. Давно не белёная печка нещадно дымила. Просевший дощатый пол скрипел под ногами. На стареньком столе, покрытом затёртой до дыр клеёнкой стояли алюминиевые кружки, закопчённый чайник и лежали куски хлеба. Не такими ли «кусманами» хлеба мы платили за возможность постоять в воротах? И не на этот ли старенький стол нёс Сёмка котлету из школьной столовой? На кровати с железными спинками, укрытая каким- то подобием одеяла лежала наша одноклассница. А рядом лежал красочный пакет со сладостями из Новогоднего подарка. Из глаз Евдокии, сначала испуганно глядевших на нас, полились слёзы, когда в хату стали заносить продукты и вещи, собранные сердобольными людьми. Людьми, умевшими забыть и простить. Вот тогда и увидели мы впервые, что такое милосердие и сочувствие человека к человеку. Спасибо нашим мудрым родителям! Друг в телефонном разговоре рассказал и о том, что я не знал. Или со временем забылось? Нашла в себе силы помочь семье и еврейская община городка. Помогли те, чьих родных брат Евдокии мёртвыми закапывал в землю в лесной лощине. Дом подлатали, Евдокии нашли работу. Нашу одноклассницу, мы так и не вспомнили её настоящее имя, долго лечили. Вроде как вышла замуж и куда-то уехала. Не смогли там жить и остальные дети. После смерти Евдокии все разъехались из родного города.

Да, когда собирали деньги на памятник погибшим в оккупации местным жителям, пришёл денежный перевод на крупную сумму. Отправитель неизвестен. Ну, а та история с карнавальными костюмами.. Старшие хотели подарить новогоднее чудо больной сестре. И сегодня уже не важно, что тогда сладкие подарки достались не нам с другом. Наши костюмы, космонавта и ракеты, оказались лучшими на карнавале. Да и вернулись к нам в целости и сохранности. Вот такая житейская история. Чудо? Для больной девочки, конечно же, это был праздник. Новогодняя сказка. Сказка, к сотворению которой, пусть и невольно, но приложили руки и мы с другом. Ну, а то что семья Евдокии вернулась к нормальной жизни и люди вспомнили их настоящую фамилию, скорее не чудо, а просто человечность.

Сергей Владимирович Богданов, г.Коммунар