«В один из весенних дней сорок второго года прибежала подруга Маня: «А я знаю, где хлеб можно взять». Не поверила я подружке, время голодное было, люди траву ели. Какой уж тут хлеб. Не поверила, но пошла с ней к немецкой пекарне, которая тогда была на месте нынешнего универмага. Там уже собрались ребятишки. Вскоре из большого окна наружу торчали только наши попы, головы были в окне.

От дурманящего хлебного духа кружилась голова, желудок сводила голодная судорога. Вдыхали аромат свежеиспеченного хлеба и ждали. Ждали, когда пекарь достанет из печи хлеб и забракует хоть одну из буханок. Забракует и тут же бросит хлеб нам. Мне повезло, забракованный пекарем хлеб поймала я… Первый раз пришла, и такая удача», – Антонина Анисимовна Лебедева улыбнулась.

Моя собеседница вспомнила и ещё одну историю про хлеб.

У школы, где немцы устроили свой госпиталь, были вырыты ямы, прикрытые досками. Любопытная и голодная детвора в поисках хоть чего-нибудь съестного заглянула в эти ямы. Там в красной воде плавали куски хлеба.

«Я рассказала о находке брату, он сделал из проволоки крюки и на следующий день мы выловили хлеб. Мама его высушила, и мы несколько дней были сыты. В эти ямы немцы сбрасывали окровавленные бинты и остатки хлеба».

Одиннадцать лет исполнилось Тоне, когда началась война. Отец оказался в блокадном Ленинграде, работал на военном заводе.

«Уже после войны наша, антропшинская женщина Тамара Фёдоровна, жившая в блокадном городе, рассказала, как умер отец. После работы зашёл к ней, попросил что-нибудь поесть. А что могли ему дать? Напоили кипятком, и он ушёл. Утром его обнаружили мёртвым на втором этаже», – горестно вздохнула моя собеседница.

Разговариваем мы в небольшой комнатке в одной из квартир старого дома на Комсомоле. Накануне позвонила Данилова Татьяна Николаевна с просьбой встретиться с её подругой Антониной Анисимовной Лебедевой и ещё раз поговорить об истории нашего Коммунара. С превеликим удовольствием пришёл на встречу. Ведь каждый рассказ наших уважаемых жителей старшего поколения обязательно дополняет новыми свидетельствами уже известные нам факты из истории нашего дома.

«Раньше дома в посёлке стояли деревянные, а у каждого дома были сараи. Вот однажды (это был страшно голодный сорок второй год) мы и нашли в одном из них сыр, большими кругами. Весь изъеденный червями. Очистили мы этот сыр, набили полные сумки, радости не было предела. С нами был местный паренёк, Вася Корнев. Пришли на следующий день, а сыра уже и нет. Перепрятал Вася со своими друзьями. Соли тоже не было, сильно страдали люди. Кто-то узнал, что в сарае, который стоял у задних ворот фабрики, есть немного соли. Все стали разбирать соль, хотя там было ходить опасно.

Наши войска из Ленинграда стреляли по железной дороге, но часто снаряды попадали и в дома. Так погибла моя тётка и местный парень Колесников. Бабушка вспомнила, что на поля у поселка Кобралово до войны возили селитру. Собрались мы, несколько человек, и пошли. Мост охранялся немцами, а мы под мостом пробирались. Набрали селитры, красные такие камушки, и домой . Дома разводили водой и пили. Помню соседа дядю Стёпу Гуськова, который на бумажной фабрике «Коммунар» делал немцам какую то бумагу».

После недолгого молчания Антонина Анисимовна продолжила свой рассказ:

«Люди ходили «в даль», меняли вещи на еду. У нас останавливались родственники из Пушкина по пути в псковские деревни, где люди жили чуть сытнее. В это время немцы уже переселили всех жителей на одну половину деревни, а во второй жили сами. Раздел шёл в районе нынешнего памятника. А напротив немцы хоронили своих убитых, привезённых с фронта. У нас остановился на ночлег с семьёй дядя Вася. Он, жена да двое детей. А накормить их было нечем. Голодная зима сорок второго года. Пошёл он по деревне искать санки, вещей на обмен было много, да и дорога предстояла долгая. Возле одного из домов увидел старые полозья, решил сделать санки. Из дома вышел немец, решил, видно, что это партизан, и выстрелил в дядю Васю. На моих глазах всё произошло. Похоронили мы его. Да как похоронили – земля мёрзлая. Вырыли кое-как небольшую яму да малость сверху землёй присыпали».

И снова, после небольшой паузы продолжение воспоминаний:

«Жила у нас Дуня Коломенская, безобидная женщина, но не в себе была. Любила офицеров. Всё произошло среди бела дня, я пошла к колодцу за водой. Колодец в войну был у пруда, сейчас в доме, что у пруда, находится магазин. Дуся-дурочка тоже там была. Увидела немецкого офицера, потянулась к нему руками: «Ой, офицерик…» А тот её и застрелил из пистолета».

Рассказала Антонина Анисимовна и том, что она оказалась свидетелем казни людей на виселице в центре деревни.

«Я была у тётки в Покровке, она жила одна и могла меня покормить. Иду назад, вижу много людей на горке. Поднимаюсь на гору и вижу виселицу. Рядом стоят несколько наших пленных. Кто был в форме, кто нет. Они сами вырыли себе могилу. Одного из них немцы застрелили сразу. Оказалось, это были жители Колпино. Они пробирались домой, но их выдал немцам местный житель. Знаю его фамилию, но называть не буду. После войны приезжали к нам их родственники. А уже потом собирали по лесам останки солдат и хоронили здесь».

В сорок третьем году не минула семью нашей героини доля многих жителей деревни. На станции жителей Антропшино и окрестных деревень грузили в теплушки и увозили в Латвию.

«Мама, бабушка, мне одиннадцать лет и брату девять. Младшая сестрёнка к тому времени умерла от голода. На какой то станции за Гатчиной высадили. Сказали, для санобработки. Стояла возле состава крытая машина, туда людей и заводили группами. Помню, как все боялись, что это машина-душегубка. Привезли нас на станцию Салдес, высадили в чистом поле. Нет ни еды, ни воды. Пошли в поля копать картошку, дети в ближайшее селение побираться. Кто подаст хлеба корочку, кто яичко. Потом приехали латыши и стали выбирать себе работников. А из нас какие работники. Мама да мы. Брату девять, мне одиннадцать. Бабушку мы где-то по дороге потеряли, тогда это было обычное дело. Взял и нас хозяин. Сказал, что будем пасти коров. Там мы и прожили целый год, а затем немцы стали всех вывозить в Лиепаю. Наши войска наступали.

Маму забрали на строительство железной дороги. Дал хозяин нам продукты в дорогу, посадили нас с братом немцы в вагоны и повезли. Привезли, снова сидим мы у откосов, ждём неведомо чего. А рядом залив, в воде плавают чемоданы, детские шапочки.. Все решили, что привезли немцы нас топить. Но нет, снова загрузили нас в вагоны, привезли в город Прекуле. Подумали, что везут нас в Германию, и в самом деле нас выгрузили на границе с Германией. Есть нечего, дети снова пошли побираться, теперь у немцев хлеб просить. Мы всё ждали, когда нас мама найдёт. Нашла, убежала без документов со строительства, неведомо как добралась до нас, в город Прекуле. Надо было возвращаться, без документов маму мог убить любой немец. Не знаем, почему, но нас отправили назад в Лиепаю, с нами ехала Катя Щепкина, тоже из Антропшино родом…

Забрала мама свои документы, решили вернуться к своему хозяину. Немцам, видно, уже было не до нас, Советская Армия наступала. Мимо шёл эшелон, на нём и добрались до станции Салдос. Хозяина на хуторе не оказалось, куда-то уехал. Так на холодном ветру и просидели всю ночь на улице. Дождались хозяина, а вскоре и наши войска уже были там. Отвёз нас хозяин на сборный пункт в Венспилс. И опять ни хлеба, ни картошки нет. Собирали в лесу грибы да ягоды, стояла осень сорок четвёртого года. Мимо шли эшелоны с нашими солдатами, они нам хлеб на ходу бросали. Так, на попутных воинских эшелонах и добрались до станции Новолисино, была с нами вместе Маруся Яковлева с сыновьями. Добрались до Павловска, а там уже и дом родной рядом, Антропшино.

Мама работала в лагере военнопленных в Коммунаре. Приносила нам хлеб, картошку. Остатки леса в Ремизе пленные рубили, грузили на на платформы. Жалко было лес, здесь когда-то мой дед у царя егерем был. А вскоре и пленные исчезли… Долго ещё я вздрагивала, заслышав гул самолёта. Куда сейчас бомбы сбросит…».

Спасибо Вам, уважаемая Антонина Анисимовна! Не сомневаюсь, что Ваши воспоминания о том непростом времени наши земляки прочитают с несомненным интересом, и обязательно запомнят. Придёт время, и каждый из них когда-нибудь расскажет своим детям и внукам о поколении, на долю которого выпала проклятая война. А я надеюсь, что это не последняя наша встреча, и Вы продолжите делиться с нами своими воспоминания, теперь уже о жизни послевоенного Коммунара.

Сергей Богданов