Врача куда-то срочно вызвали, и приём больных застопорился. Ну что же, и так бывает. Ждать, сидя в душном помещении и слушать жалующихся друг другу на свои болячки людей не хотелось, и Михаил Семёнович решил прогуляться по Литейному проспекту. Именно здесь, на знаменитом питерском проспекте, находилась та клиника, куда уже полтора десятка лет ездил Михаил Семёнович на плановые осмотры.

Уже давно Михаилу не давал покоя вопрос, который возникал каждый раз, когда по пути от метро к клинике он проходил мимо одного из старых домов в середине проспекта.

Было что-то очень знакомое в этом, казалось бы, обычном питерском доме.  Но раньше Михаил Семёнович не особенно и заморачивался, пытаясь  вспомнить, чем же этот дом так ему знаком. Старался поскорее попасть на приём врачу и  уехать домой. Домой, в свой тихий областной посёлок, подальше от шумного большого города. А вот сегодня, коль уж всё равно надо было ждать врача, он решил прогуляться до странно знакомого ему дома.

Ворота оказались распахнуты, и он впервые вошёл в обычный ленинградский двор-колодец, которых хватает в седом Питере. Барельеф императора Петра первого над входом в крайний подъезд, это то первое, что бросилось в глаза, заставив Михаила замереть на месте… «Петров подъезд», так называла его Люда. Людка, послевоенное, сохранившееся где-то далеко-далеко в памяти, увлечение Михаила.  В груди защемило, и Михаил Семёнович присел на старую скамейку у подъезда.

Демобилизовался  Мишка в сорок седьмом. Войну застал краем, призвали в конце сорок четвёртого, на фронт не попал. В составе особого полка выкуривал из лесных схронов прибалтийских и белорусских бандитов. Там и был ранен, на лечении оказался в одном из ленинградских госпиталей. Дело быстро пошло на поправку, пора было задумываться о дальнейшей, уже мирной, жизни. Приятель, с которым лежали в одной палате, уговорил пойти работать в морской порт докером. И общагу дают. Там,  на первом районе Ленинградского морского торгового порта и познакомился с Людмилой.

Люда работала там же, и они частенько на работе пересекались. Жила она  у Богоявленской церкви, в старом доме вместе с дочерью-школьницей. Занимали они одну из  комнат в большой коммунальной квартире. Так уж сложилось, что в соседней комнате жила бывшая свекровь. Замуж вышла без любви, одной дочь на ноги было не поставить. С мужем разошлись на почве его неуёмной любви к солдатским вдовам. Решил, видно, солдат-фронтовик осчастливить всех одиноких женщин Ленинграда.

До войны большая семья Людмилы занимала всю квартиру. Отец работал в Кировском райкоме партии, мама трудилась в поликлинике морского порта. Выжили в блокаду только Люда и её дочка, Нина. Да и то лишь потому, что райкомовский паёк всё-таки был весомей, чем у других. Да ещё, в самом начале блокады, привез родственник с мельницы несколько мешков отсева от помола муки. Тем и спасались первое время.  Папа попал под бомбёжку, а остальных родных  Людмилы отправили в братскую могилу на Пискарёвке  голод и холод.

Вот и закрутилась у них с Мишкой любовь. Хотя была ли любовь с Мишкиной стороны — большой вопрос. Скорее, увлечение.  Встречались или в общаге — сосед  Михаила из мужской солидарности уходил погулять. Или в прачечной, что находилась в отдельном здании во дворе дома Людмилы. Иногда, если появлялись лишние деньги, сидели за бокалом пива в припортовой забегаловке.

Домой Людмила никогда не приглашала, склочная бывшая свекровь могла устроить скандал. Летом выбирались на Финский залив, где в Зеленогорске до сих пор стояла полуразрушенная немцами довоенная дача одного из секретарей райкома, отца Людмилы.  Да и подкармливала, что греха таить, иногда хозяйственная Людмила своего любимого. Время было тяжкое, голодное. Перешивала оставшуюся после отца одежду, одевала Михаила. Правда, немного осталось этой одежды после блокады, меняли тогда на еду всё, что было.

Ублажала, заботилась о своём молодом любовнике, надеясь построить семью. Затеяла она и обмен своей комнаты, ради места встреч с Михаилом. Вот сюда, на Литейный проспект, и помогал переехать Людмиле Михаил. Дочку Люда оставила жить с бывшей свекровью, не стали менять школу. Михаил перевёз свои вещи в новую комнату любовницы. Да только не семья была нужна Мишке.

Так всё и шло-катилось, наверное, с год, пока не встретил Михаил свою настоящую любовь. С Людмилой расстался без сожалений, новое увлечение захватило с головой. Плакала Люда, умоляя не покидать её. Да разве услышит чужую боль сердце влюблённого парня.

С Ольгой познакомились в Павловском парке, куда иногда по выходным дням выбирались с соседями по общежитию. Оля работала на бумажной фабрике в небольшом посёлке Коммунар. До войны её семья жила в Ульянке, вернулись из эвакуации, а в их двух комнатах, на якобы законных основаниях, уже жили другие люди. Вот и пришлось, так и не найдя справедливости, уехать к родным в Антропшино.

В тот день друзья уехали без Михаила, провожал парень свою новую знакомую домой. Небольшой уютный посёлок сразу понравился Мишке.  Теперь все выходные дни он проводил в Коммунаре. А вскоре сыграли свадьбу, и Мишка перебрался окончательно на новое место жительства. Правда, место этого жительства было в женском общежитии, где и обитала Мишкина теперь уже жена.

В совсем небольшом домике в деревне Антропшино, где жила родня Ольги, для новой семьи места не было. Посёлок в  войну пострадал не сильно, но с жильём проблемы были большие. Потихоньку возвращались угнанные немцами в Прибалтику и Германию местные жители. Уже работала фабрика, улицы посёлка наполнялись детскими голосами, жизнь налаживалась. Работать Михаил устроился в один цех с женой, семья росла, получили сначала одну комнату, затем другую, размером больше. Дошла очередь и до квартиры.

Так и шли да бежали года, росли дети. Да не ладилась семейная жизнь. Вроде всё как у людей: и дом, и дети, достаток появился в семье. Да не жилось спокойно красавице Ольге, шебутной оказался характер у девицы. Любила, что называется, «хвостом вертеть». Долго бился Михаил за семейное счастье, крепко любил свою Ольгу. Терпел её выходки долго, да ведь любому терпению предел есть.

Ушёл Михаил из семьи. Дождался, пока дети на ноги встали, да и ушёл. Попытался было пару раз наладить жизнь с другими женщинами, да не сложилось. Любил сильно свою беспутную Ольгу, жить без неё не мог. Спать ложился, думая о ней, и просыпаясь, здоровался с её фотографией, что всегда стояла на прикроватной тумбочке.

В Ленинград Михаил выбирался редко, а у Морского порта оказался только один раз, когда  собирал документы для оформления пенсии. Не стал бередить душу воспоминаниями, да и изменилось всё до неузнаваемости. Взял бумажку в архиве — да домой поскорей.

Сколько времени просидел Михаил Семёнович на старенькой скамейке, кто знает… Уже вторая таблетка валидола растаяла под языком, а сердце всё щемило. Нет, боли не было. Было нечто другое, что не давало сердцу войти в привычный ритм. Очнулся, когда услышал скрип двери, в подъезд входила седоволосая стройная женщина. Михаил Семёнович придержал готовую захлопнуться дверь и вошёл за ней в подъезд.

Та, не оглядываясь, стала подниматься по старинной, с коваными перилами лестнице, а Михаил Семёнович замер на месте, не решаясь подняться на третий этаж, где в одной из огромных коммуналок была тогда комната Людмилы.

Прошло столько лет, кто знает, надо ли возвращаться так далеко в прошлое. Да и кто откроет ему ту дверь в молодость. Наверное, уже давно нет коммунальной квартиры, а если и есть, то давно уже нет тех людей, которые помнили и его и Люду.

Ноги, казалось, стали невероятно тяжёлыми, когда Михаил Семёнович всё-таки решился подняться на третий этаж. На табличке у звонка было много фамилий, и все незнакомые. А ячейка, где  была фамилия Люды, пустовала. Рука сама потянулась к звонку, и с той стороны двери дважды прозвенел звонок. Михаил Семёнович уже спускался по лестнице, когда щёлкнул замок. и дверь распахнулась. В дверном  проёме стояла уже знакомая Михаилу седоволосая женщина.  Он молча смотрел на нее, всё больше и больше находя в её лице знакомые черты Людмилы.

«Вы Миша. Я вас узнала ещё на улице, но боялась ошибиться. Она так Вас ждала… Мама умерла полгода назад. Проходите», —  посторонилась Нина, пропуская гостя в комнату.

Да, это была дочь Людмилы. Уже потом, спустя дни и недели, Михаил Семёнович иногда думал, а надо ли было в тот день переступать порог этой комнаты. Может, не стоило ворошить прошлое, тревожить сердце и душу вопросом, который теперь не даёт покоя? Надо было остаться с Людмилой? Да, с нелюбимой, но такой доброй и заботливой. Живут ведь люди без любви взаимной, и живут счастливо. Останься он тогда, сложилась бы у них жизнь иначе?

«Последние двадцать лет мы живём в Финляндии. Мой муж финн, у нас трое детей. Мама тоже жила с нами. Несколько раз в год она приезжала в Ленинград, что бы провести ночь в этой комнате. Продавать её она не хотела», — Нина помолчала, а затем продолжила:

«Вам надо, наверное. побыть одному. Я вернусь позже».

Те же, уже сильно выгоревшие обои, круглый стол в середине комнаты. Да и скатерть на столе, похоже, та самая. На столе в простенькой рамке их совместная фотография. Снял их знакомый во время очередного пикника в Зеленогорске. Рядом его, Мишкина, армейская фотография. А он долго её искал, это ведь единственное военное его фото. Когда успела взять?

Кровать с железными спинками, со страшно скрипучим матрасом. Соседка баба Тоня, местный комендант, как её называли соседи, стучала по ночам палкой в стену и требовала или переставить кровать к другой стене, или «любиться» на полу. Утром приходилось бежать за питерским мороженым в вафельном стаканчике, что бы задобрить «коменданта». Она обожала мороженое.

На широком подоконнике сидит та же кукла и так же смотрит в окно. Однажды Мишка убрал куклу с подоконника, нужно было зачем-то свободное место. Вернувшаяся с работы Людмила заплакала, не увидев куклу на привычном месте. Это была любимая игрушка её маленькой сестрички. Она с ней сидела на подоконнике, и выглядывала в окошко маму, которая должна была принести хлебушек. Сестричка  так и умерла у окошка, прижимая к груди эту куклу. Больше Михаил никогда не прикасался к игрушке.

На самодельной полочке начатая пачка «Казбека». Михаил даже вспомнил цену папирос. Один рубль двадцать семь копеек. А рядом зажигалка, трофейная. Зажигалку подарил командир роты, которого Мишка раненого вытащил из -под пулемётного огня.  Рота напоролась на бандитов в лесу под белорусским Жлобином.  Забыл зажигалку, когда уходил навсегда из этой комнаты. А вот как оно повернулось. Снова он здесь, и почти ничего в комнате не изменилось за прошедшие десятилетия.  Людмила всё сохранила так, как и было тогда, в недолгой их совместной жизни.

Михаил Семёнович присел на скрипучую кровать и едва ли не в первые в жизни заплакал. Чувствовал свою вину перед Людмилой, жалел, что уже не может сказать ей слова благодарности  за верность и любовь, повиниться перед ней. А повиниться есть за что. В дверь, постучав, вошла Нина. Оказывается, Михаил Семёнович и не заметил, что уже наступил вечер. Пора было возвращаться из прошлого.

От предложенного чая отказался, чувствовал некую вину перед дочерью Людмилы.

«Миша, мы, наверное, комнату будем продавать. Если хотите, возьмите что-нибудь на память», — у Нины на глазах выступили слёзы. Михаил Семёнович повертел в руках зажигалку, ещё раз посмотрел на фотографии. Нет, пусть всё останется так, как и было тогда, много лет назад.  Нина, уже не сдерживая слёз, плакала на груди у Михаила Семёновича. Да и сам он с трудом сдерживался, жалея  эту почти незнакомую ему женщину, и сожалея об ошибках, совершённых в уже  ушедшей молодости.

Он уже был в дверях, когда его окликнула Нина:

«Знаете что, я решила пока не продавать комнату. Возьмите ключи, соседей я предупрежу. Заходите иногда. Ей там будет приятно знать, что Вы хоть и поздно, но вернулись».

К врачу Михаил Семёнович в этот день так и не попал. Да и свою остановку, Антропшино, проехал, но ни о чём не сожалел. Сегодня он пусть и совершенно случайно, но вышел на самой нужной человеку остановке. Вернуться хоть не надолго в молодость, не только вспомнить всё хорошее, но и понять свои ошибки — дорого стоит.

Эта история из жизни нашего земляка, ныне здравствующего уважаемого ветерана, человека уже весьма преклонных лет. Свою историю он рассказал мне несколько лет назад. Но только сейчас разрешил познакомить с ней читателей газеты.

Нина с мужем переехали в Ленинград. Когда появилась возможность, расселили коммуналку и теперь там их квартира. Иногда навещают нашего героя, но всё реже и реже. Года берут своё…

Сергей Богданов