«Папа, Алексей Васильевич, выпрыгнул из окна, когда однажды вечером за ним пришли, чтобы арестовать как врага», — так начинает рассказ о своей жизни моя собеседница Анастасия Алексеевна Коровина.

За плечами уважаемого человека без малого девяносто два года непростой жизни. Жизни, в которой было всё. Война и неволя, голод и холод. Было счастье и беда. И никто из тех, кто делился с нами воспоминаниями о том непростом времени, не смог нам сказать, чего было больше. Вот и сегодня наша беседа начинается с далеко не радостных воспоминаний.

Псковская область, деревня Патрово Дедовичского района. Крепкое хозяйство работящей семьи Лаугиных. Большой дом, обширный двор. Сараи со скотом, во дворе сани и телеги. Отказались дед и отец Анастасии Алексеевны вступать в колхоз. Тогда и забрали у семьи скот, обрезали земельный надел. Хорошо, что уже вышел закон, запрещающий резать дома, если все комнаты под одной поветью, крышей. А ведь раньше резали пополам дома тех, кто отказался вступать в колхоз. Вот так и рухнула налаженная жизнь работящей семьи.

Отец, Лаугин Алексей Васильевич скитался по стране без документов и работы, пока не удалось в тридцать шестом году осесть в наших краях. Устроился работать на фабрику в Антропшино, купил комнатку. А потом была война с Финляндией, ранение и демобилизация. Всех финнов выселяли из Ленинградской области, а их дома отдавали нуждающимся жителям. Так и стал владельцем целого дома инвалид финской войны Алексей Васильевич Лаугин. А вскоре и его жена, мама Анастасии Алексеевны, с младшими детьми перебралась в Антропшино. Осталась на псковской земле Настя, которой едва исполнилось четырнадцать лет, да младший братишка. Нельзя было бросить дом и хозяйство, да и школа держала. Училась Настя в шестом классе.

«Те, кто состоял в колхозе, жили хорошо. Земли у них было много, скотину держали. А мы бедствовали, ещё хорошо, что родня папина помогала нам. Уже потом я всё спрашивала маму, а почему и дедушка и отец отказались идти в колхоз? А ещё помню, как я обрадовалась, когда подписали договор с Германией о ненападении. Ведь теперь целых десять лет не будет войны», — продолжает свой рассказ Анастасия Алексеевна.

Но война началась.

«Помню, как я обнимала братика и плакала, думая, что же теперь с нами будет. Мама далеко, мы одни», — Анастасия Алексеевна сделала несколько глотков воды, помолчала…

Рассказала она и о том, как за десять километров бегала на станцию встречать воинские эшелоны, надеясь в одном из них увидеть папу. Мама Анастасии Алексеевны провела на вокзале не одну ночь, пытаясь сесть на поезд, идущий в сторону Пскова. Но туда, в сторону фронта, шли только воинские эшелоны. Почти триста километров прошла женщина пешком, пока добралась до родной деревни.

«Уже бомбили немецкие самолёты и нашу местность. Деревня стояла на взгорке, и люди стали на склоне копать окопы, чтобы прятаться от бомбёжки. А наш дедушка перенёс со двора баню, и закопал её целиком в землю. И даже сверху укрыл землёй. Вот там мы и прятались от немецких бомб и снарядов. Мама обнимала нас и говорила, что если убьют, то пусть всех вместе», — уже без слёз в глазах рассказывает Анастасия Алексеевна.

Жители деревни, стоящей далеко от основных дорог, ещё долго жили, ни разу не увидев врага, уже хозяйничавшего на родной земле. Только однажды люди увидели немецкий танк на лесной дороге, ведущей в их деревню.

«Местный пожилой мужчина встретил немцев, о чём-то они поговорили, и танк уехал. Потом мы долго немцев не видели. Шли они по Киевскому шоссе, к Ленинграду. А к нам и не заглядывали. Только к зиме стали жителей отправлять чистить шоссе, зима стояла холодная и снежная», — Анастасия Алексеевна замолчала, о чём-то задумавшись.

Улыбнулась: «Ох, начинает чудить моя головушка, мысли разбегаются. Даже порой и самой не верится, что при такой тяжёлой жизни я дожила до такого возраста. И ведь всё помню».

Осталась в памяти моей собеседницы и вот эта страшная история.

Подрались местные ребята с парнями из другой, деревни. Что-то, видимо, не поделили. Вот и пожаловался местный житель, отец пострадавшего в драке парня, немецкому офицеру-танкисту. Привязали двух парней немцы к танку и волокли по просёлочной дороге долго. Уже мёртвыми бросили в лесу.

«Где-то уже второй военной зимой приехал в деревню пьяный немец на велосипеде. Хотел изнасиловать местную девушку, да та убежала через окно. Уехал немец, а вскоре уже на мотоцикле, приехал офицер. Ну, женщины и пожаловались ему. Вернулся офицер на легковой машине и с переводчиком. Попросил ещё раз рассказать, что произошло. И ещё раз вернулась эта машина в деревню. Уже с тем солдатом в кабине. Женщины его опознали. Что стало с ним дальше, никто не знает», — снова ненадолго замолчала Анастасия Алексеевна.

А вот и ещё одна страшная история из тех суровых и тяжких лет.

Из леса, с ручным пулемётом в руках к знакомым в соседнюю деревню пришла молодая партизанка. В лесу людей заедали вши, вот и пришла молодая девушка помыться. Хозяйского парнишку отправили наблюдать за дорогой. Деревня стояла на горе, вот и увидел парнишка на дороге, ведущей в деревню вооруженных людей, на телеге ехавших в деревню. Оказалось, что это были местные полицаи. Всех положила из пулемёта партизанка. Только лошадь осталась жива.

«Мама на Рождество была на службе в храме той деревни, откуда были эти полицаи, и видела, как их хоронили. А деревню, где их убила партизанка, сожгли вместе с жителями», — уже спокойно вспоминает Анастасия Алексеевна.

Бывали в этой псковской деревне и жители нашего Антропшино военного времени. Бежали люди от голода. Кто-то менял вещи на еду и возвращался назад, а кто-то и здесь оставался.

«Молодых деревенских жителей немцы угоняли на работы. А меня всё не трогали. Спасала переводчица, как раз из Антропшино к нам и приехавшая. Долго спасала и меня и других девушек. Но однажды не смогла нас предупредить, немцы налетели неожиданно. Согнали молодёжь из всего района на станцию, нас из деревни оказалось четыре девушки да сестра папина. Погрузили всех в вагоны, и мотовоз потащил нас неведомо куда. Ехали не так уж и долго. А когда высадили где-то в поле, выяснилось, что нас привезли строить узкоколейку, которую немцы тянули к Ленинграду. Жили в бараке, кормили совсем плохо. Утром жареный ячмень: «Кофе-кофе!», а вечером баланда из капусты. Продукты, взятые из дома, закончились. Решили мы, глупые, бастовать. Утром на работу не встали. А поднимал нас немец комендант плёткой, только одеяла вверх от ударов подлетали», — печально улыбнулась Анастасия Алексеевна.

Охраняли лагерь и гоняли людей на работу власовцы. Видно, не баловали сытной едой немцы и своих холуев, коль предложил один из власовцев Насте и её односельчанкам, отпускать их по очереди домой за продуктами. Одна возвращается, отпускают другую. Согласились девушки, ведь и сами давно уже голодали.

«Первой уехала на мотовозе папина сестра. А вечером машинист вернувшегося мотовоза передал нам её слова. Просила сказать, что она уже не вернётся», — продолжает рассказ Анастасия Алексеевна.

Решили девушки бежать. Дело шло к осени, пшеница на полях уже созрела, нарвали в дорогу колосков. А утром, по пути на работу отстали от колонны и спрятались в кустах. Так и просидели там до вечера, ожидая, когда людей поведут назад, в лагерь. Ведь дорога к дому вела через строящуюся узкоколейку. Перешли девчата узкоколейку, забрались подальше в лес, там и заночевали. Весь следующий день шли по лесным дорогам, грызли зёрнышки пшеницы.

Так и прошагали девушки не один день. Колоски закончились, есть было больше нечего. Боялись выйти к людям, ведь там могли оказаться и немцы. Не смерти боялись девчата, ведь у них на руках были паспорта, выданные немцами. Боялись, что вернут назад, на тяжёлую и голодную работу.

«Как же мы обрадовались, когда вышли на широкую дорогу, мощёную булыжником. Знали, что эта дорога ведёт в сторону нашего дома. Дальше шли по обочине дороги. Услышим голоса — затаимся в кустах. Никак только на четвёртые сутки вышли к знакомой деревне. Тут жил папин дядя, нас накормили, истопили баньку. И уже на следующий день мы пришли в свою деревню», — Анастасия Алексеевна устало улыбнулась., но на моё предложение прерваться и продолжить беседу позже, ответила отказом.

Староста в деревне был человек хороший, людей в обиду не давал. Вот и предложил он деревенским девчатам ночевать у него в доме. Ведь немцы и полицаи частенько приезжали в деревню за новыми рабами, а к нему не сунутся. Да только недолго так продолжалось. Собрал однажды староста молодёжь и сказал, что так дальше прятаться нельзя. Донесут люди немцам, и не сносить тогда головы никому.

Рано утром, на виду у всей деревни, с котомками на плечах девчата шагали в сторону просёлка. На вопросы любопытных соседей отвечали, что идут к немцам на работы. День пересидели в лесу, а ночью задами пробрались в дом старосты. Так и прятались некоторое время, пока кто-то всё же не донёс немцам, что староста прячет у себя в доме молодёжь.

«Предупредили люди добрые старосту, и он успел спрятать нас на сеновале. Немцы и туда поднялись, штыками протыкали сено. Ушли, а мы так и сидели, пока не пришла мама и не сказала, что вместо меня немцы забирают её. Собрали всех, кого забирали на работы, в одном месте, забрали паспорта. Отпросилась мама попрощаться с детьми да наказать им, как жить дальше одним.

«Сказали мы маме — не ходи, оставайся с нами, а там что будет, то и будет. Так и ушла колонна без мамы», -улыбнулась Анастасия Алексеевна. Да только не закончились на этом мучения жителей псковской лесной деревушки.

«Где-то за месяц до освобождения нашей деревни пошла я за сеном. А сено хранили в сарае далеко от дома. Вижу, как из леса, что тянулся на другом берегу реки, выходят люди с оружием. Раздался выстрел, и пуля ударила в стену сарая, совсем рядом с моей головой. Испугалась и убежала. А вскоре послышались звуки боя. Это партизаны напали на немецкий гарнизон в соседней деревне.

«Чуть свет в нашу деревню въехали две машины, полных немецких солдат. Людей, кто и в чём был одет, выгоняли на улицу и собирали в одном месте. Деревню подожгли со всех сторон. Ничего взять из домов не разрешали. Скотина горела в хлевах. Снег на дороге таял от жара, и по дороге бежали ручьи. Люди с ужасом смотрели на горящие дома. Старики молились, ожидая неминуемой смерти. Деревня догорала, а немцы загрузились в машины, смеясь и маша перепуганным людям руками, уехали. Уже потом мы узнали, что это была месть деревне за то, что после ночного боя две семьи из нашей деревни ушли с партизанами в лес»,- вздохнула Анастасия Алексеевна.

Жители уже не существующей деревни разбрелись по округе, искали пристанище в уцелевших деревнях. Уже после освобождения люди стали возвращаться на родное пепелище, рыли землянки, возвращали родную деревню к жизни. Одной из первых построилась семья нашей уважаемой Анастасии Алексеевны.

Дедушка вернулся с фронта по ранению и перенёс баню, закопанную перед войной на взгорке, назад на место сгоревшего дома. Вскоре к бане прирубили небольшую кухоньку. Ездили в лес, пилили брёвнышки по 2-3 метра. Больше нам было не поднять. Жизнь налаживалась. Забили корову, которую успели выпустить их сарая, когда немцы жгли деревню, мясо появилось на столе. И снова нашлось дело молодёжи. На шоссе с полей таскали землю и засыпали воронки от разрывов бомб и снарядов. Заработала почта, и пришло письмо от отца из Антропшино.

«Решили мы пока к нему не ехать. Там ведь голодно, и работы нет. Вступили в колхоз, брат работал с лошадьми. Меня назначили кладовщиком. 15 дней я работала на складе, а 15 дней ходила с мамой на другие работы. Заработали много трудодней. В школу я больше не пошла, надо было работать. Да и брат тоже в шестой класс не пошёл. Первыми к отцу в деревню Антропшино перебрались мы с мамой. Чуть позже и брат приехал, да ещё и корову смог привезти», — Анастасия Алексеевна устало замолчала. Пора было заканчивать нашу беседу.

Договорились с Анастасией Алексеевной и о следующей встрече. Встрече, на которой она поделится с нами воспоминаниями о том, как жили здесь наши земляки в послевоенное время. Спасибо Вам, уважаемая Анастасия Алексеевна! Сил Вам и добра в жизни!

Сергей Богданов