Жена вернулась с работы с радостной вестью: «Нам комнату дают!»

Сегодня немногие поймут, какая это была важная новость для молодой семьи. Ведь это было время, когда молодёжь не задерживалась в родительском гнезде надолго. Разлетались по всей стране в поисках своего места в жизни. Встречали свою половинку. ЗАГС, свадьба, организованная при помощи родительского кошелька. Да и деньги на свадьбу в этот кошелёк зачастую попадали, взятые в долг. Отгуляли свадьбу, уехали родители молодых, увозя с собой проблему долгов. Ну, а молодых ждала койка в общежитии. Не важно, в каком – мужском или женском. В том, где добрее комендант. А уж если напротив супружеской койки не стояла такая же койка, на которой спал сосед или соседка, это была удача. Правда, заводить детей молодым такое соседство не мешало.

До квартиры ещё было далеко, хотя все тогда были уверены, что она будет. У кого чуть раньше, кому-то повезёт капельку меньше, но она, квартира, непременно будет. А пока и комната, да ещё после общежития, воспринималась как подарок судьбы. Так что посмотреть на своё будущее семейное гнездышко бежали вприпрыжку.

Так я впервые и познакомился с Антониной Николаевной Коломенской, хозяйкой освобождавшейся комнаты.

Её семья получила более просторное жильё в этом же двухэтажном доме. Жизнь на месте не стояла, шло-бежало время. Рождались и росли дети, соседи потихоньку разъезжались, улучшая свои жилищные условия. Старый деревянный дом ветшал всё больше и больше. Пока однажды, как это и бывает в жизни и людей, и их жилья, не закончился земной век старого дома.

С Антониной Николаевной теперь виделись совсем редко, жили в разных концах города. Встретились снова в Совете ветеранов. И, конечно же, первым делом расспросы и рассказы про бывших соседей. Кто, да как, да где сейчас. Молча вспомнили тех, кто уже в мире лучшем.

Пришла к нам Антонина Николаевна с просьбой. Прослышала, что помогли подруге найти сведения о родственнике, пропавшем без вести в годы войны. Принесла сохранившуюся трудовую книжку отца, попросила помочь выяснить военную судьбу дорогого человека. К сожалению, работа поискового отряда второй школы в этот раз успеха не принесла. Слишком мало оказалось данных о человеке. Но поиски будут продолжены, и мы все очень надеемся, что прояснится судьба нашего земляка Михайлова Николая Михайловича. Согласилась Антонина Николаевна рассказать и о себе.

«Родилась я в Васиной деревне, где тогда находилась больница и родильное отделение», – начинает историю своей жизни Антонина Николаевна. Начало войны шестилетняя Тоня запомнила уже хорошо. Жила тогда большая их семья, в которой было пятеро детей, в деревянном двухэтажном доме в Клубном переулке. Мама занималась домашним хозяйством, а папа работал на фабрике «Коммунар».

« Помню, как провожали папу на войну. Он уходил в ополчение», – продолжает вспоминать Антонина Николаевна.

«Рано утром, в один из августовских дней сорок первого года, папа попрощался с нами и ушёл на сборный пункт. Прощались с родными люди у задних ворот фабрики, где наших мужчин уже ждал мотовоз с прицепленным вагоном. Весь посёлок пришёл проводить своих земляков. Хорошо помню слова парторга Чикислова о том, что их, ополченцев, ждёт фронт, а остающихся здесь ждёт работа. Мотовоз тронулся, протяжно загудел фабричный гудок. Отец смотрел на нас и улыбался. Мама плакала. Мотовоз уже уехал, а фабричный гудок ещё долго не смолкал».

И ещё раз довелось Тоне увидеться с отцом. Стало известно, что, все коммунаровские ополченцы пока находятся в Ленинграде, в одном из дворцов города.

«Навестить отца поехали я и мама. Папу отпустили ненадолго, вышел он к нам уже в военной форме. Папа проводил нас на Витебский вокзал. Людей на вокзале было очень много, все скамейки были заняты. Мы с трудом нашли свободную ступеньку на лестнице и присели отдохнуть в ожидании нашего пригородного поезда. Ходили поезда уже очень редко», – Антонина Николаевна ненадолго замолчала, о чём-то задумавшись…

А вскоре Тоня и мама уже сидели в вагоне, отец стоял на перроне и, прощаясь с семьёй, грустно улыбался. Поезд тронулся, а папа ещё долго шёл рядом с вагоном, глядя на своих родных. Кто тогда мог знать, что это была последняя встреча Тони с папой…

«Разбудила нас мама рано утром и велела собираться в дорогу. Сказала, что нас отправляют в эвакуацию. Но это ненадолго, недели на две. Поэтому вещи нужно взять самые необходимые, а квартиру опломбируют», – печальная улыбка заиграла на лице моей собеседницы. Две недели превратились в годы.

«Из поезда высадились уже в Чувашии. С нами были и другие семьи из разных регионов. Поселили нас в одном доме. Дети спали на русской печке, в которой наши мамы пекли такой вкусный хлеб. Люди не голодали, местные жители по-доброму относились к ленинградцам», – вспоминает Антонина Николаевна. Врезалось в детскую память и страшная картина разбитого эшелона с ранеными.

«Параллельно с нашим поездом в тыл шёл эшелон с ранеными. То он обгонял наш поезд, то мы его. Проезжали Тихвин, я смотрела в окно. Внезапно женщины в вагоне заплакали и закричали. Мама закрыла мне глаза рукой. Но мельком я увидела страшную картину. Эшелон с ранеными, который незадолго до этого обогнал нас в очередной раз, попал под бомбёжку».

Но и Чувашия оказалась не конечным пунктом пути для людей, эвакуированных из Ленинграда. И спустя короткое время семья Тони оказалась в Сибири, в городе Улан-Удэ. На окраине города, в посёлке при стеклозаводе им выделили комнатку. Мама работала на заводе, старшие дети учились в ремесленном училище. Зимы были холодные, обогревались с трудом, да и голодать приходилось тоже. Тоня часто оставалась дома одна, печка быстро остывала и Тоня часами сидела, прижавшись к ещё тёплой печке.

«Помню, я сидела на крыльце, когда почтальон принёс маме извещение о том, что папа пропал без вести. А уже где-то в сорок пятом пришло ещё одно, с извинениями. Оказалось, что отец не пропал без вести, а погиб смертью храбрых в бою».

Не сохранились в семье эти скорбные документы, и теперь приходится моей собеседнице искать сведения о судьбе отца снова.

Следующим местом жительства был уже сам город Улан-Удэ. Снова комната, но жильцов стало больше. К ним приехала из Коммунара мамина подруга Вера Виноградова. В соседней комнатке жила тётя Шура с сыном Витькой. Ленинградцы.

«Взрослые уходили на работу, а нам давали задание набрать щепок для растопки печи», – вспоминает Антонина Николаевна.

А уже осенью Тоня с соседским Витькой пошли в школу. Прогуливали уроки часто. Местные ребята были одеты хорошо, а приезжих дразнили, называя их «оборванцы». Дети бывают жестоки. В школу идти в старенькой одежде было стыдно. Поэтому, выйдя из дома, уходили в лес, где и ждали окончания уроков, чтобы вместе со всеми вернуться домой. Всё раскрылось с приходом учительницы к ним домой.

«Узнав причину наших прогулов, учительница едва не расплакалась. Нас стали кормить школьными обедами, помогли с одеждой. Так и прожили мы там до сорок восьмого года».

Но маму всегда тянуло домой, в родной посёлок. Вернулась семья на родину только в сорок восьмом году, ждали, пока дети закончат учёбу. Вернулись – а жить негде. Так и скитались, живя то у одних довоенных знакомых, то у других. Наконец получили комнату в доме, который тогда стоял за старой баней, у реки. Рядом была конюшня, которой заведовал Федорук. Он был и конюхом, и дворником. Тут же на поляне паслись по ночам лошади. А днём дети здесь играли в лапту.

Помнит Антонина Николаевна и недолгую жизнь в самой бане, когда в доме начался ремонт. Дети спали в больших деревянных лоханках, заполненных сеном. Еду готовили на кострах. Воду брали из Ижоры, вода была в те времена чистейшая. Знакомая Антонины Николаевны, финка по национальности, в войну была вывезена в Эстонию. После освобождения могла уехать куда угодно, но ради ижорской воды вернулась на берега реки.

«Стадиона ещё не было, на травке мы играли, купались в реке, плавали до горбатого моста. Никаких водорослей в реке не было. По вечерам собирались на сеновале у конюшни, и все наши байки начинались одинаково: «Это было в голодуху », – с грустью в глазах улыбается моя собеседница.

Люди были доброжелательные, жили все одинаково непросто. Уже были построены финские домики на Садовой улице. В одном из таких домиков поселились Артамоновы. Они жили чуть лучше других, их отец вернулся с войны. Держали свою скотину и частенько приглашали всю компанию на ужин.

«Тетя Зина жарила-парила и кормила нас. Бывало, что и ночевать меня оставляли, зная, как у нас дома тесно. А жили мы тогда на Школьной улице. Сейчас в этом старом доме находится строительная контора. По вечерам часто собирались во дворе детского сада у плотины. Был патефон, слушали музыку. Разучивали танец рок-н-ролл. Старались разучивать запрещённый тогда танец в укромных местах. Одевались стильно. Светлый низ, тёмный верх. Танцплощадка была за клубом. Танцы проходили весело, не смущали нас и родители, которые наблюдали за нами, стоя вдоль дороги. Страшно не было, на площади у клуба всегда стоял постовой милиционер, наблюдал за порядком. Да и дружинники были рядом. Они однажды и выгнали нас с Ромкой Местеляйненом с танцплощадки», – улыбается моя собеседница, – «Ромка был стилягой, носил узкие брюки. Вот и решили мы с ним рок-н-ролл станцевать. Вышли в центр танцплощадки, ребята нас окружили. Да не успели толком и начать танец, как нас дружинники остановили».

Ходила коммунаровская молодёжь на танцы и в соседнюю деревню Покровку. Коля Гомон, Толик Лозин, Женя Легков, Стасик Шадрухин. Юность послевоенной поры. «Идёшь по дороге, хоть в Покровку, хоть в Кобралово, а все поля вдоль дороги засеяны. Овёс, горох…» — делится воспоминаниями о жизни Коммунара тех лет Антонина Николаевна.

Зимой жизнь поселковой молодёжи перемещалась в клуб: «Помню, как красиво был оформлен зал. А когда смотрели на потолок, то казалось что он уходит вверх. Это была работа одного из пленных, которые содержались в лагере для военнопленных», – рассказывает моя собеседница.

Школу-семилетку Тоня закончила в пятьдесят третьем году. Стояла двухэтажная бревенчатая школа на месте нынешнего красивого здания рядом с первой школой. На месте здания, побывавшего и школой и фабричным профилакторием. Закончив учёбу в техникуме, Антонина Николаевна работала в нашей поликлинике рентгенологом.

Бревенчатое одноэтажное здание перевезли с Ленинградской улицы, когда там началось строительство домов. Когда-то в этом здании была столовая. А на новом месте открыли поликлинику.

«Какие врачи работали у нас! Оденет доктор утром халат и работает до последнего пациента. Ждали опаздывавших. А как иначе? Было строго, но относились друг к другу по-соседски, ведь жили все рядом. Андреева Людмила Александровна, Ксения Васильевна Пуронен. Евгения Ивановна Легкова, терапевт. Хирург Вишнёв Михаил Николаевич. К нему бабушки сидели в очереди, чтобы просто поговорить», – вспоминает Антонина Николаевна. Больница была в здании нынешней музыкальной школы. Рядом был небольшой домик, где находилось детское отделение.

«Места в детском саду давали только работникам фабрики, вот и пришлось уйти работать в электроцех. Главным энергетиком был Махнюк, добрейшей души человек. Мог остановить на улице, расспросить о делах семейных, помочь решить бытовую проблему. Он восстанавливал фабрику после войны, знал по памяти расположение всех коммуникаций. Жили все дружно. Может потому, что всем было не просто? Жёлтенький магазин у нынешнего универмага был долгое время нашим единственным магазином. Тут и продукты, и хозтовары продавали. За новенькими домами на Ленинградской, в полях получали участки под посадку картошки. Фабрика нанимала трактор, и землю пахали, боронили. Своя картошка была большим подспорьем в те далеко не сытые времена. За нынешней почтой работала своя пекарня. Хлеб покупали свежий, вкусный. Над почтой, на втором этаже была гостиница», – устало закончила свой рассказ о прошлом нашего дома Антонина Николаевна.

Прощаясь, договорились с Антониной Николаевной продолжить наши встречи. Будем продолжать и поиск данных о её отце. Должно на памятнике нашим землякам появиться еще одно имя – Михайлов Николай Михайлович.

Сергей Богданов